Перед тем как перевалить отряду через хребет, Антушенко завёл разведчиков в землянку. В ней сидели три матроса и сержант. Один из них тихо играл на гармошке. Увидя вошедшего начальника штаба, он отложил гармонь, все четверо встали.
— Играйте, играйте, — сказал Антушенко.
Разведчики сняли с себя тяжёлый груз, закурили.
— Я плоховато играю, — сказал матрос, надевая ремень двухрядки.
— Не скромничайте, сыграйте, — предложил Федин.
— Давай, жми, чего там, — послышались голоса разведчиков. — Мы споём.
— Правильно, товарищи, давайте споём, — поддержал Антушенко. — Только тихонько.
Матрос быстрыми пальцами пробежал по клавишам, медленно растягивая меха двухрядки. Он будто догадался, куда уходят разведчики, и, может быть, поэтому заиграл «Вечер на рейде».
Тихо запело несколько голосов:
Споёмте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдём в предрассветный туман…
Их сразу поддержали другие. Ломов пел и думал. Он вспомнил первый вечер на Рыбачьем. Вот так же он стоял с Фединым около двери землянки, так же пели тогда матросы… Но теперь уж не было в Ломове прежней застенчивости и смущения.
— Идём посмотрим на Рыбачий, — предложил Федин.
Они вышли из землянки. Дул ветер, сырой, холодный. Лица стали влажными.
— Единственная молчаливая спутница наша, — сказал Федин, глядя на мелькающую из-за туч луну.
Рыбачий скрыла тёмная осенняя ночь.
— У тебя никакой просьбы не будет? — спросил Федин.
— Вроде нет. Книгу только забыл вернуть матросу из взвода Великанова.
— Это алгебру, что ли?
— Да, пришёл матрос, просит помочь, не выходит, говорит, задача. Стали вместе решать, не выходит. Стыд: матрос попросил, а я не сделал.
— Книгу отдам. А больше никому ничего передавать не надо?…
Ломову показалось, Федин назвал имя «Ира» Он повернулся к командиру и, не слыша его последних слов, хотел было попросить, чтобы Федин передал ей: «Сережа сейчас далеко от нас, но он обязательно вернётся, и вы снова встретитесь…» Но Ломов так и не ответил на вопрос Федина.
Из землянки кто-то вышел, и через открывшуюся дверь донеслись слова песни:
…Обратно вернусь я не скоро,
Но хватит для битвы огня…
И радостно встретит героев Рыбачий,
Родимая наша земля…
Захлопнулась дверь землянки, песня сразу оборвалась. И хотя её не было слышно здесь, она ещё долго звучала в ушах Ломова.
Выход Финляндии из войны всполошил части северной группировки войск немцев в Заполярье.
В предчувствии наступления русских немецкие солдаты, фельдфебели и офицеры всё чаще подходили к карте. Они меньше смотрели на восток, где их недавно интересовали Мурманск, Архангельск. Они смотрели на запад, на весь Скандинавский полуостров, представляя себе, как далёк будет путь отхода. Но куда? Этот вопрос каждый задавал себе, не говоря вслух. Немцы надеялись на «чудодейственную интуицию» фюрера, который должен спасти их от гибели, вывести из заполярных сопок, или, как говорили они, — «голого, мёртвого края полуночного солнца».