Маленький отряд возвращался назад, по одному и парами, волки были перерезаны, демоны казнены.
Конн посмотрел вниз на макушку Люси. Как она и Йестин смогли так долго удерживать волков?
— Йестин… — сказала она.
— В порядке. Все будет хорошо. Храбрая девочка.
Она подалась назад.
— Я не была храброй.
— Вы меня обыграли, — сказал Йестин из-за ее спины.
— Мне жаль, — повторила она, глаза на бледном лице казались огромными.
Она была одержима? Нет. Тогда…
Ее взгляд упал на неподвижно лежащего в ее ногах Мэдэдха.
Ах. Понимание скользнуло в Конна как лезвие, повреждая ребра, пронзая сердце.
— Все в порядке, — мягко солгал он.
Все смертные создания умирают. По крайней мере, он не потерял ее. На этот раз.
Он присел около Мэдэдха и положил руку ему на голову. Ниже спутанной окровавленной шерсти торчали острые кости. Дыхание собаки походило на хрип, теплое и слабое. Золотистые глаза остекленели, задние лапы дернулись, как будто собака бежала во сне лежа около стола своего хозяина перед горящим камином.
В пересохших и занесенных песком глазах Конна защипало. Он не плакал. Селки не плачут. Всего лишь собака, с отчаянием сказал он себе. Одна из сотен за минувшие столетия, верная и легко заменимая.
Его горло сжалось от горя.
Он не мог излечить его раны. Этот дар был потерян для его людей еще до правления его отца.
Но кое-что он мог сделать.
Он погладил жесткую шерсть. Он направил свою силу через свои руки, через спутанные внутренности, разорванную плоть и истерзанные нервы, вбирая в себя боль, облегчая страдания собаки и ее уход.
Люси встала на колени подле него, волосы упали на ее лицо и его руки, от ее горючих слез у Конна сводило горло.
— До свидания, друг, — прошептал он хрипло. — Покойся в мире и пусть тебе снятся кролики.
Люси шмыгнула носом. Одинокая слеза упала на тыльную сторону ладони Конна.
И зашипела.
Он затаил дыхание от боли и удивления, та единственная слеза обожгла его ладонь, вонзилась в нее словно гвоздь. Рядом с ним пылала Люси, излучая волны тепла. Он схватил ее руку и накрыл ею свою ладонь, их пальцы сплелись в окровавленной шерсти собаки. Он чувствовал, как волшебство пульсировало в их руках, обжигающий поток, который поднимался в ней и перетекал в него длинными, низкими, вздымающимися волнами, наводняя все бесплодные глубины его опаленной души. Он был пропитан силой, утопая в ней. Это изливалось в него, в живот и легкие, в рот и глаза, текло, заполняло, росло, выплескивалось огромной золотой волной. Смутно, он слышал крик, словно спасатели кричали с берега, и в то же мгновение его накрыло и унесло потоком силы. Он старался направить поток, который в нем громыхал, ведя его по направлению к ранам Мэдэдха, чувствуя, как он пенится и кружится среди хаоса разорванных тканей и отторгнутых органов.