Он выглядел… не на свой возраст, точно. Но этим вечером он казался усталым. Человеком. Напряжение этого дня глубокими складками залегло в уголках его рта и стянуло кожу, заострив скулы. Ее горло сдавило от беспокойства.
— Я только возьму плащ, — сказала Люси.
Он улыбнулся ей, редкой, сияющей улыбкой, которая преобразила его строгое лицо. Но под глазами у него лежали тени.
Глаза воина, подумала Люси, и снова ощутила это щемящее чувство. Она могла вытянуть его назад, с порога в Ад, но она была не в силах избавить его от воспоминаний о том, что он выстрадал там, не больше, чем она смогла помочь Калебу, когда тот вернулся из Ирака.
Пока она вытаскивала плащ из шкафа, ее посетило воспоминание: Конн, высеченный из мрамора и лунного света, пристально глядит в море, такой утомленный, такой гордый и одинокий.
Ну, он больше не одинок.
Стаскивая котиковую шкуру с кровати, она повернулась и посмотрела ему в лицо. Ее сердце колотилось в груди.
— Я готова, — сказала она.
Он замер на месте.
— Я подумала… После всего, что ты сегодня… Вот, — сказала Люси, запинаясь. Она протянула ему шкуру.
Он не сдвинулся с места, чтобы взять ее.
— Ты отпускаешь меня.
Она что, думала, в конце предложения будет стоять вопросительный знак?
— Наверно так.
Он — дитя моря. Море могло исцелить его. Она не вкладывала в свой жест никакого иного смысла. Но…
— Я хотела сказать, да. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя моим пленником.
Он поднял брови.
— У вас, людей, есть поговорка: если ты спас жизнь, она принадлежит тебе. Сегодня ты спасла не только мою жизнь.
— А ты вчера спас мою.
— После того, как привез тебя сюда против твоей воли, — напомнил он. — Я просто уровнял наши позиции.
Она сглотнула. У нее плохо получалось облекать чувства в слова. В ее семье это было не принято. И селки, предположительно, не испытывали чувств, о которых можно было бы говорить. Но сочетание обиды и чувства справедливости, заставило ее выпалить:
— Мне плевать на позиции. Я, черт побери, не очки зарабатываю, понятно? Я здесь, потому что я хочу быть здесь. Я решила быть здесь. Сейчас. С тобой.
Его серебристые глаза блеснули.
— И ты решила, что у меня тоже должен быть выбор.
— Я… — Люси резко, горько вздохнула. — Да.
Он пересек комнату двумя шагами. Он взял ее за руки. Котиковая шкура упала между ними. Он поднял ее руки к своим губам, одну за другой, целуя тыльные стороны и затем ладони. Его губы были теплыми. Как и глаза.
— Тогда я выбираю тебя, — сказал он. — Тебя одну. Сейчас и на веки вечные.
Позднее, намного позднее, они спускались к пляжу по узкой изрытой колеями дороге. Морская гладь напоминала кованое серебро, небо отливало золотом.