— Она не смогла взять ее.
— Нет, — немедленно согласился Грифф. — Но… Тогда Вы нуждаетесь в плавании даже больше. Если не охладить кровь, то хотя бы прочистить голову. Отдать ей свою шкуру… О чем Вы думали?
Он вообще не думал.
По крайней мере, он не думал о ней.
Только о себе, его людях, их потребностях.
Так или иначе, не смотря на все доводы и любые инстинкты самосохранения, которые у него были, он должен найти другой путь.
«Проявите внимание, — убеждал Грифф. — Прислушайтесь».
Другой непрошеный голос шептал в его голове, мягкий и прерывистый, как море. «Всю свою жизнь, я мечтала о том, что буду любимой за то, кто я».
Конн сжал руки в кулаки. Он мог попробовать. Что ему терять?
Кроме всего, что он имел.
Для компании у нее была луна и собака, для утешения — вино.
Этого было недостаточно.
Люси прошлась от окна до очага. Ее руки дрожали в пышных рукавах одежды. Ее горло саднило. Ее глаза жгли непролитые слезы.
Если бы она была дома, она пошла бы на пробежку или убежала бы в свой сад, схватила бы книгу или включила телевизор. Что угодно, чтобы притупить остроту ее желания и заглушить голоса в своей голове. Что угодно, чтобы уменьшить боль, стереть жестокие воспоминания о словах Конна.
«Мои люди умирают. Ты обещаешь жизнь».
И его взгляд, когда он сказал это, тот взгляд… Как она могла перенести это? Он убивал ее. Он похитил ее и теперь разрывал ее на части, сминая ее оборону. Когда ее не станет, что останется?
Когда вы снимаете панцирь с краба, он умирает.
Люси прижала ладонь к груди, будто так она могла сдержать боль внутри или отбросить ее.
Она не была храброй, как Регина, или уверенной в себе, как Маргред. Ей было двадцать три года, и она была в полном одиночестве, она хотела домой.
Она чувствовала глухой стук сердца под своей ладонью и помнила тело Конна, прижатое к ее телу, его желание, подающееся вперед, чтобы встретить ее желание, его сердце, ведущее за собой ее сердце. Одно дыхание. Один удар. Один пульс. Одно сердце.
Он заставил ее чувствовать такое, он заставил ее побывать в таких местах, где она не была очень давно. Места, которых она избегала большую часть своей жизни. Она боялась раствориться в нем. Еще больше она боялась, что обнаружит внутри себя то, с чем жить уже не сможет.
Если бы она сделала то, что он хотел, если бы она подчинилась ему, как она смогла бы найти себя снова?
Как она нашла бы свой путь домой?
Она задрожала и подошла к окну. Через пузырчатое стекло она могла видеть колеблющуюся тень лодки, качающуюся на якоре, черный осколок, пойманный в серебристо-перепончатом море. Единственная лодка в гавани. Ее единственное спасение с острова.