— Может. — Мне ужасно понравилась эта идея. Хотя это довольно странно звучит — ну кто захочет заболеть пневмонией? Но эта альтернатива казалась весьма привлекательной.
Лукас снова сел на кровать в куда более радостном настроении.
— Значит, нужно отвести тебя к врачу. Он тебя осмотрит и скажет, в чем дело.
Мысль была неплохая, за исключением одного пустяка. Я нерешительно спросила:
— А мы сможем заплатить врачу?
— У нас хватит денег, чтобы сходить в клинику. Конечно, обойдется недешево, но мы справимся.
— Если мне потребуются антибиотики… Лукас, все это очень дорого стоит…
— Если тебе потребуются антибиотики, мы продадим фургон.
— Украденный фургон?
— А о каком еще я могу говорить? — Лукас не смотрел мне в глаза.
— Лукас, но это неправильно! Эта машина кому-то принадлежит, и хозяину она наверняка нужна. — Я просто поверить не могла, что он такое предложил. — И потом, как ты вообще собираешься это сделать? Фургон украден. Не так просто продать угнанную машину, я видела по телевизору — на них есть серийные номера и прочие вещи, чтобы выслеживать их.
Он тяжело вздохнул:
— Бьянка, я работаю в чоп-шопе.
Я растерялась. Что еще за чоп-шоп такой? Первое, что пришло мне в голову, — это чоп-суэй[8] в китайском ресторане. Но Лукас работает в гараже!
— Я не понимаю.
— Чоп-шоп — это такой гараж, где имеют дело с угнанными машинами. — Рассказывая, Лукас смотрел на свои руки, рассеянно потирая ободранные запястья. — Мы перебиваем заводские номера, разбираем машины на части, перекрашиваем их, подделываем номерные знаки — в общем, все, что требуется клиентам. Я этим не горжусь, но делать умею.
— Но почему ты работаешь в таком месте?
— Бьянка, спустись на землю. Мне еще не исполнилось двадцати одного года, и у меня нет даже школьного аттестата, не говоря уже о дипломе механика. Кто еще, по-твоему, возьмет меня на работу? Мне не нравится иметь дело с жуликами. Мне не нравится это настолько, что иногда по утрам меня тошнит. Но я должен работать, чтобы мы смогли выжить, а такое место… ну, собственно, это единственное место, куда меня взяли.
Щеки мои заполыхали. Я почувствовала себя такой дурой! Ну как же можно было не понять, в каком мы положении? Должно быть, гордость Лукаса страдала каждый день — он до сих пор твердо верил в добро и работал там только потому, что это было необходимо. Для нас.
Я ласково накрыла его руку своей.
— Я понимаю.
— Хотел бы и я понять. — Лукас убрал руку. — Слушай, я знаю, что хозяин машины имеет право получить ее обратно. Но держу пари на миллион баксов, что она нужна ему не для того, чтобы купить лекарство любимому человеку. Если бы он знал… если бы знал, как сильно оно тебе нужно… как ты думаешь, может, он не рассердился бы?