И вот наконец родственники и близкие Цыси собрались в комнате, где она готовилась отправиться в «мир теней». Ее уже одели в «одеяние долголетия» и короткий жакет с золотой вышивкой. Соблюдая древние обычаи, родственники попросили ее сказать последнее напутственное слово. Умирающая тихо произнесла:
– Никогда не допускайте женщину к верховной власти. Никогда не позволяйте евнухам вмешиваться в управление государственными делами. И позовите сюда Вэймина.
Он вошел угрюмый и мрачный, ибо уже был готов проститься с жизнью. Существовал старинный обычай: если умирающий император кого-то зовет накануне кончины к своему одру и происходит это после того, как были сказаны его последние слова, призванный человек должен быть убит. Потому на нем печать смерти.
Цыси взглянула на Вэймина и слабо улыбнулась. Сейчас ее посетило некое прозрение: она поняла, что Вэймин совершил свою ошибку отнюдь не случайно! Да, сделал так нарочно, потому что хотел погубить француза – вдруг рано или поздно тот будет отравлен? Он ревновал, в самом деле ревновал… Значит, в самом деле любил ее?
Эта мысль делала императрицу счастливой, ведь она была всего лишь женщина. Она была прежде всего женщина!
И Цыси сказала, улыбаясь из последних сил:
– Я хотела увидеть тебя на прощание. Я дарю тебе жизнь, но в обмен ты должен вернуть мое сокровище. Я хочу, чтобы оно было положено в моей усыпальнице. Ты должен посвятить жизнь тому, чтобы его отыскать, а если твоей жизни будет мало, завещай продолжить твое дело своим потомкам. Поклянись сделать так, или я возьму тебя с собой!
Вэймин дал клятву, и тогда Цыси прошептала:
– Это было мое последнее слово!
Все, теперь Вэймин был в безопасности. К нему никто не смел теперь прикоснуться – он был отринут миром мертвых по воле императрицы.
Ну а Цыси вытянулась и повернула лицо в южную сторону, как и положено правителю, ждущему наступления смерти.
Ей назвали ее посмертное имя – Сяоцинь Сянь Хуанхоу. Потом она подняла бессильную руку и коснулась уха. В уши были вдеты те самые крохотные жемчужные серьги, которые когда-то подарил ей император Сянфэн и которые она бережно хранила. Цыси хотела быть похороненной в них.
Она что-то шептала похолодевшими губами.
Если бы кто-то прислушался, то мог бы расслышать стихи, некогда пленившие маньчжурку Лан Эр:
Прихотлив тот, кто создал наш мир!