Коридор рядом с залом суда напоминал телевизионную станцию: крутом стояли стальные ящики с оборудованием и штативы, по полу тянулись провода и тяжелый кабель, ярко горели прожектора, а вдоль стены прохаживались, беззаботно болтая и потягивая кофе, операторы, звукорежиссеры и техники. Стало еще более шумно, когда в коридоре, окруженные плотным кольцом людей, появились двое — Стелла Каталони, выступавшая на процессе в качестве обвинителя, и Бенджамин Гроуман — окружной прокурор Далласа. Репортер газеты «Даллас Морнинг Ньюс», оказавшийся проворнее остальных, первым бросился к ним, надеясь получить сенсационное заявление для прессы.
— Как вы думаете, будет ли осужден Грегори Пелхам на этот раз? — быстро спросил он и протянул вперед диктофон.
— Несомненно, — кратко ответил Гроуман — высокий и худощавый человек в темном костюме от Армани и белоснежной накрахмаленной рубашке с инициалами известного кутюрье. Резко очерченный нос, близко поставленные глаза и плотно сжатые губы, казалось, подтверждали уверенность прокурора. В свои пятьдесят семь лет он все еще был довольно красивым мужчиной, не лишенным самоуверенности, хотя его волосы уже почти совсем поседели.
— Почему же он так легко отделался в первый раз?
— Тогда присяжные не сочли возможным вынести обвинительный приговор, — спокойно ответил Гроуман. — И вам это хорошо известно, Эбернети. Позвольте нам пройти. — Прокурор отвернулся и попытался возобновить прерванный разговор со Стеллой Каталони, но Эбернети не собирался убирать свой диктофон.
— Пелхама недавно арестовали за попытку совратить ребенка, — сказал репортер. — Неужели именно поэтому вы решили вновь предъявить ему не доказанное прежде обвинение в убийстве? Разве нельзя было ограничиться рассмотрением нового дела? Вы не опасаетесь того, что и на этот раз он выйдет сухим из воды? Ведь если он был оправдан присяжными в ходе того процесса, значит, не может предстать перед судом во второй раз по старому обвинению, не так ли?
— Если он будет признан виновным в убийстве, то мы сможем предъявить ему и новые обвинения, — вмешалась в разговор Стелла Каталони. — А теперь выключи магнитофон, Чарли. Нам с Беном нужно обсудить кое-какие вопросы.
Стелла была весьма неглупой женщиной тридцати четырех лет и отличалась необыкновенно твердым характером, из-за которого пресса наградила ее прозвищем «итальянская дикая кошка». Кроме того, она была общепризнанной красавицей, известной едва ли не всему Техасу. Ей очень шел льняной костюм желтого цвета, оттенявший черные волосы, мягкими волнами рассыпавшиеся по плечам. В ее темных карих глазах поблескивали золотые искорки, кожа казалась безупречно гладкой и свежей. С левой стороны вьющиеся волосы были подколоты, а справа — свободно спадали на плечо, слегка прикрывая лицо. Ее походка была стремительной, а поступь — тяжелой, что казалось удивительным, поскольку в целом ее облик создавал впечатление хрупкости и изящества.
