Решительно расправив плечи и мысленно закатав рукава, Тамара вышагнула из-за кустов, приветливо поздоровалась с Лешкой. И зашагала к своему подъезду – чего ей бояться, в конце концов? Она у себя дома, а не в гостях где-нибудь, чтоб по кустам прятаться. Открыв своим ключом дверь, поморщилась от шибанувшего в нос запаха стойкого перегара, осторожно заглянула в комнату. Коля спал на диване, пытаясь перекрыть звуками мощного храпа льющийся из телевизора сладкий голосок модного вихрастого мальчишечки, старательно поющего про то, что, оказывается, в жизни все «невозможное возможно». Бодренько так у мальчишечки все выходило – страсть как красиво! Особенно под Колин храп…
Пройдя на цыпочках в комнату и выключив телевизор, она вышла на кухню, села около заваленного грязной посудой стола, опустила на колени руки. Как его выгнать-то теперь? Будить да силой выталкивать? А вдруг он опять за скалку схватится? Иль еще чего похуже в руки возьмет? Нож, например? О господи, пронеси…
Задумавшись, она и не заметила, как Коля сам нарисовался в дверях кухни, держась за косяки. Долго смотрел размытым взглядом, медленно водя головой, будто пристраивая ее заново на плечи. Потом промычал с хрипотцой:
– Зойка, давай быстро в магазин сгоняй… Ну? Одна нога здесь, другая там…
– Какая я тебе Зойка? Ты что? – подняла на него удивленные глаза Тамара.
Коля долго и невнятно смотрел ей в лицо, собирал в складочку рябой лоб, потом вдруг прохрипел грозно:
– А ты хто вообще? Ты чего тут? А ну пошла вон отсюдова, сучка приблудная!
Она и опомниться не успела, как он сцапал ее за отвороты плаща, приподнял со стула, дыхнул отвратительным перегаром в лицо. И поволок в прихожую – откуда только силы взялись! Вроде стоял в дверях еле живой, коленками подгибался, и вдруг закаменел весь! Она попробовала было руки его от себя отодрать, да куда там… Хорошо хоть, успела сумку свою с тумбочки схватить, пока он дверь открывал. В дверях она, конечно, уперлась, замахнулась на него сумкой с отчаяния… В общем, не стоило ей этого делать конечно же. Как говорят в боксе, сама открылась. Для пьяного Колиного кулака. Прямо в глаз ей тот кулак прилетел, аж в голове помутилось от неожиданности. Пока она, охнув, закрывала лицо руками, дверь перед носом и захлопнулась.
Сколько она простояла перед собственной дверью, оглушенная Колиным кулаком, Тамара и не помнила. Когда в соседской двери зашуршал ключ, бросилась вниз по лестнице, выскочила под начавшийся мелкий, будто сыпавшийся с неба сквозь сито дождь, пошла куда глаза глядят, глубоко и часто дыша. Лицо тут же стало мокрым, и это было даже кстати – слез на нем не видно. Внутри, кроме растерянности, ничего не чувствовалось, будто и по душе тоже вдарил Колин кулак, и она онемела на время, чтобы дать своей хозяйке как-то прийти в себя. Вот странно – почему-то раньше она себя считала сильной женщиной, способной противостоять любым жизненным неприятностям, и сама могла кого хошь обидеть, и за себя постоять, а тут… Ослабла будто. Неужели все женщины только в трудностях бывают сильными? А когда послабка в этих трудностях выпадает, когда поманит хорошая жизнь возможностями, тут и приходит проклятая растерянность, и сделать с нею ничего не можешь? Конечно, не можешь, когда все твои мечты разбиваются вдрызг о пьяный кулак…