– Ты прости меня, Марусь, что я не сдержалась. Зачем-то заговорила при тебе про эту Наташу, про эту дрянь… Ты не бери в голову, ладно?
Ксения Львовна приподнялась на локотке, одним глотком осушила содержимое стакана, содрогнулась коротко:
– Фу, гадость какая…
– А эта Наташа… Она что, и впрямь такая была? – робко спросила Маруся.
– Какая? Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила Ксения Львовна, подавая ей пустой стакан.
– Ну, вы сами говорили… Что проститутка…
– Да нет, конечно, это я сгоряча сказала. Хотя… Уж лучше бы она ею была, чем так…
– Как – так?
– Даже не знаю, как тебе это объяснить, девочка… Да и стоит ли?
– Стоит. Мне же надо знать. Никита, в конце концов, мой муж, и…
– А он что, тебе ничего о ней не рассказывал?
– Нет.
– Что ж, на него это похоже. Хотя он и не знает всех щекотливых подробностей…
– Каких подробностей?
Ксения Львовна улеглась в прежнюю позу, помолчала немного, словно собираясь с духом. Потом заговорила тихо:
– Понимаешь, он нас с Виктором тогда, можно сказать, перед фактом поставил. Привел ее в дом и объявил, что вот, мол, знакомьтесь, жена моя, Наташа. Официальная, через ЗАГС оформленная. Даже ни словом не обмолвился, что жениться собирается! Представляешь? Самостоятельность свою в очередной раз проявил…
Последнюю фразу она произнесла с нервной, даже изысканной какой-то горечью. Чувствовалось, что за горечью этой стояла давняя черная обида на сына. Да оно и понятно – любая бы мать на ее месте обиделась. Вот если б Маруся, например, так же поступила, то и ее бы мама, наверное, смертельно на нее обиделась…
– Что нам оставалось делать? Вот скажи? Конечно, приняли мы ее. А как не примешь? Он же заявил, что они могут и отдельно жить, если мы против… Можно сказать, на прямой шантаж пошел. Я же не могла его потерять, сама понимаешь… Мы даже свадьбу им скромную задним числом сыграли. А только у меня, знаешь, сразу к ней душа не легла! Вот не легла, и все! Ничего не могла с собой поделать! Странная она какая-то была… Я к ней и так и этак, и подружиться как-то пыталась, а она будто тебя не слышит, не видит. Я сначала подумала – девушка не от мира сего. Человек творческий, думаю, в облаках витает…
– А чем она занималась?
– Она реставратор. Росписи на стенах в храмах восстанавливает, фрески. Она и комнату постепенно в реставрационную мастерскую превратила! Что-то все рисовала, наброски какие-то бесконечные делала… Нет, я, конечно, ничего против творчества не имею, но должен же человек помнить, что он не один тут живет! Надо же еще и с семьей считаться! А не так, чтоб сама по себе. Это уж потом до меня дошло, что у нее просто внешняя оболочка такая… обманчивая. Когда увидела, просто глазам своим не поверила!