Похороны Ксения Львовна организовала по высшему классу, если вообще в данной ситуации уместна такая оценка. Даже на отпевании настояла, хоть и не был покойный при жизни свято верующим. Сказала, что сейчас так принято, чтобы всех отпевали. Да никто особо ей и не возражал. Не было в ее окружении вообще таких – возражающих. И даже свое мнение открыто высказывающих тоже не было.
Отпевать повезли в Ивановскую церковь. Ксения Львовна стояла на полшага впереди жмущихся друг к другу родственников, знакомых, сослуживцев. Маленькая, прямая, строгая, в черной кокетливой шапочке с вуалькой, прикладывала к сухим щекам красный платочек с аккуратной черной бахромой по краю. Ни слез, ни вдовьей истерики. Сплошная железная выдержка, присущая так называемым сильным натурам. Никита же, наоборот, Маруся чувствовала, едва на ногах держался. Стоял с опущенной головой, вздыхал нервно и слезно, изо всех сил пытаясь не расплакаться. Потом все-таки его прорвало – закрыл лицо руками, взвыл тихо и тоненько, как слабый ребенок, – все оглянулись на него не то чтобы удивленно, а с досадой будто. Лишь Маруся дернулась к мужу, обняла, уткнулась мокрым лицом в плечо. С другого бока Павел его поддержал, специально на похороны отчима из Москвы примчавшийся. Алька почему-то не приехала – никто и не спросил почему…
И на кладбище Ксения Львовна осталась верна своей выдержке: отдавала через плечо едва слышные короткие приказы вездесущему Сергееву, шустрому, как оказалось, малому с цепкими глазками и уважительно-скорбным лицом. Марусе даже показалась несколько неприличной эта его шустрость – слишком уж старательно как-то человек суетился, прямо из штанов выпрыгивал. Ранняя его лысина мелькала то там, то тут, и на поминках он все не мог сесть за стол – так и бегал из кухни в гостиную и обратно, будто без него и пирог вовремя не подадут, и рюмки водкой до краев не наполнят. А уходя, припал вдруг преданно к ручке Ксении Львовны, заглянул ей в глаза искательно. Хотел что-то сказать напоследок, да она только махнула рукой небрежно:
– Иди, Леня, иди… Завтра обо всем поговорим…
Закрыв за ним дверь, она тут же возвела глаза к потолку, помотала головой устало – надоел, мол. Потом бросила через плечо пробегающей мимо с горой грязной посуды в руках Марусе:
– Устала, не могу больше… Я пойду к себе, Марусь, ты проследи тут, чтоб все нормально было…
– Да, конечно, Ксения Львовна, идите… Мы и без вас справимся…
– Только лишнего ничего не болтай при них, – мотнула она головой в сторону кухни, где стояли у мойки две сотрудницы из клиники, оставшиеся помочь, как и подобает прискорбному случаю. Женщины интеллигентные и вежливые, но все-таки взглядывающие на Ксению Львовну с робким потаенным любопытством.