Лорд Годалминг взял одну из собак, внес внутрь и опустил на пол. Лишь только ее ноги коснулись земли, к ней вернулась природная храбрость, и она кинулась на своих естественных врагов. Они обратились в такое бегство, что прежде чем она успела загрызть одну, другим собакам, которых пришлось внести таким же образом, почти не осталось добычи. Крысы исчезли так же быстро, как и появились.
После их исчезновения мы почувствовали облегчение, точно избавились от чьего-то дьявольского присутствия. К нам вернулось наше бодрое настроение. Было ли оно вызвано освежением мертвенной атмосферы благодаря открытой двери часовни, или облегчением, которое мы почувствовали, очутившись на свежем воздухе, — не знаю; но тень ужаса, казалось, соскользнула с нас, как одежда, и самая цель нашего прихода потеряла отчасти свое ужасное значение, хотя мы ни на йоту не поколебались в нашем решении. Закрыв наружную дверь, заперев ее, задвинув засовы и захватив с собой собак, мы возобновили поиски в доме. Мы ничего не нашли, кроме громадного количества пыли, все в нем осталось нетронутым, даже следы моих ног со времени моего первого посещения. Ни разу собаки не проявили признаков какой-либо боязни, и даже когда мы вернулись к часовне, они прыгали вокруг нас, точно только что охотились на кроликов в лесу.
На востоке уже алела заря, когда мы вышли из подъезда. Доктор Ван Хелзинк вынул из связки ключ от входной двери и, заперев ее нормальным путем, положил ключ себе в карман.
— До сих пор, — сказал он, — наша ночь была очень удачна. Мы избежали всякого вреда, чего я очень боялся, и в то же время мы узнали, сколько ящиков недостает. Больше всего я рад тому, что этот наш первый — и может быть труднейший и опаснейший — шаг совершился без участия нашей прелестнейшей мадам Мины, без омрачения ее сна или бодрствования образами, звуками и запахами и тому подобными ужасами, которые она могла бы никогда не забыть. Мы имели возможность сказать «шах» в той шахматной игре, которую мы ведем для спасения человеческих душ, а теперь пойдем домой. Заря приближается, у нас же есть основание быть довольными своей работой первой ночью.
Когда мы вернулись, все было тихо.
Я на цыпочках вошел в нашу комнату и нашел Мину спящей и дышащей так тихо, что мне пришлось нагнуться к ней, чтобы услышать ее дыхание. Она выглядит бледнее обыкновенного. Надеюсь, что ей не повредило сегодняшнее собрание. Я действительно очень признателен профессору за то, что он исключил ее из сферы нашей будущей работы и даже наших совещаний. Некоторые вещи встревожили бы ее слух; и в то же время скрывать их от нее было бы хуже, чем рассказывать, если бы она заподозрила, что от нее что-то скрывают. С этих пор наша работа должна быть для нее запретной книгой, по крайней мере до того времени, пока мы не сможем сказать ей, что все кончено и что земля освободилась от чудовища подземного мира.