Проспал Павел до самой Москвы. Адъютант вручил направление в штаб ВВС и сунул конверт: — Вот, держи. Генерал распорядился отдать. После, после, — остановил собравшегося раскрыть бумаги Павла. — Сейчас уже в ангар потащат. Топай в ДС, а оттуда на попутке.
Москва встретила дождем. Нудный, совершенно осенний, слякотный дождь зарядил на весь день.
— Утро стрелецкой казни, — буркнул летчик, запахивая воротник потертой летной кожанки. Вид, что и говорить, не столичный. Пока добрался до штаба, три раза цеплял патруль. Но обошлось.
Седой, похожий на присыпанную мукой амбарную крысу, каким-то чудом нацепившую гимнастерку старшего комсостава, кадровик недовольно просмотрел отношение.
Опытный крючкотвор верхним чутьем уловил необычность дела. Ему совсем не хотелось заниматься им. А вопрос при всей своей кажущейся простоте требовал осторожности.
"Когда, скажите, было, чтоб какой-то лейтенантишка направлялся в кадры ВВС и не только без сопроводиловки и личного дела, а и даже без аттестата. Чудеса. Но вот подпись. Эта подпись знающему человеку говорила о многом. Фамилия, еще совсем недавно опального героя событий на озере Хасан, неожиданно восстановленного в прежней должности, командарма дорогого стоит. Этот генерал и в прежние времена славился своей решительностью и способностью идти в достижении цели напролом, а теперь и подавно. Зачем-то он принял участие в судьбе простого летчика? И что сейчас делать? Положить дело в долгий ящик? А если завтра он решит проверить, как выполнено распоряжение? Отправить в войска? Тоже не хорошо. Он его из боевой части выдернул, а я назад? Не годится, — полковник звякнул юбилейной медалькой, доставая из стола реестр. — …Вот что, выпишу я этому выскочке направление в училище. Точно? пусть опыт передает. Место теплое и от фронта далеко. Решено".
Он заполнил документ и протянул летехе: — Погуляй пока, а через пару часов зайди в канцелярию, получишь документы.
Павел невольно вытянулся и, превозмогая естественную робость, произнес: — А нельзя мне в действующую авиацию? Я ведь летчик.
— А вот это не тебе решать, — построжел кадровик. — Война идет. Все для фронта, понимаешь, и все для победы. Отставить разговоры. Кругом марш, — скомандовал он хорошо поставленным голосом.
Говоров вышел за ворота штаба и тупо уставился на предписание. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день", — вертелась в голове нелепая фраза.
— Пройдите, товарищ генерал, — бессменный порученец Главковерха опустил трубку внутренней связи и кивнул на массивную дверь с резным орнаментом.
Генерал расправил китель и, резко выдохнув, шагнул на встречу с неизвестностью. Ему еще был памятен тот последний разговор с Хозяином. Тогда, три года назад, после короткой встречи в Кремле, всего через месяц он оказался в далеком сибирском поселке обычным лагерным доходягой.