Ад.
В Лидсе я побежал сквозь черный дождь по Борлейн, спотыкаясь, по району, спотыкаясь, на Бриггейт, падая, в «Книжечки для взрослых у Джо».
– «Горячая сперма»! Старые выпуски есть?
– У двери.
– У вас есть все номера?
– Не знаю. Посмотрите.
Стоя на коленях, перебираю стопку, откладываю двойные экземпляры в сторону, отбирая выпуски за каждый месяц, хватаясь за пластиковые обложки.
– Это все?
– Может, еще в подсобке что есть.
– Они мне нужны.
– Хорошо, хорошо.
– Все до одного.
Джо пошел в подсобку, а я остался стоять в ярко-розовом сиянии. Мимо магазина под дождем проезжали машины. Между полками ходили мужики, искоса посматривая на меня.
Джо вернулся с шестью или семью журналами в руках.
– Это все?
– С теми, что у тебя, наверное, да.
Я посмотрел на прилавок, там было экземпляров тринадцать-четырнадцать как минимум.
– Он до сих пор выходит?
– Нет.
– Сколько с меня?
Он хотел было взять у меня журналы, но потом спросил:
– Сколько у тебя получилось?
Я пересчитал их, роняя, поднимая. Наконец я сказал:
– Тринадцать.
– Восемь сорок пять.
Я подал ему десятку.
– Пакет нужен?
Но меня уже и след простыл.
На рынке, в туалете, за закрытой дверью кабинки, на полу, раздирая пластиковые обертки, прорываясь через страницы, через картинки и фотографии, фотографии задниц и сисек, промежностей и клиторов, волосатых частей, грязных частей, кровавых, кроваво-красных частей, пока не кончил – не кончил желтыми частями.
Вот из-за этого гибнут люди.
Вот из-за этого люди.
Вот из-за этого.
Я стоял в очередной телефонной будке и набирал номер.
– Джорджа Олдмана, будьте любезны.
– Кто спрашивает?
– Джек Уайтхед.
– Минуточку.
Я стоял в будке и ждал.
– Мистер Уайтхед?
– Да.
– Кабинет заместителя начальника полицейского управления Олдмана больше не принимает звонков от представителей прессы. Будьте добры, позвоните инспектору Эвансу по телефону —
Я бросил трубку. Меня вырвало на стену телефонной будки.
Лежа на кровати, на постели из бумаги и порнографии и молясь, телефон звонил, и звонил, и звонил, дождь за окнами шумел, и шумел, и шумел, ветер сквозь рамы дул, и дул, и дул, в дверь кто-то стучал, и стучал, и стучал.
– А как же наш Юбилей?
– Он закончился.
– А как же прощение и отпущение грехов, конец раскаянию?
– Я не могу простить того, чего я даже не знаю.
– А я могу, Джек. Я должна.
Телефон звонил, и звонил, и звонил, а она все еще лежала рядом со мной на кровати.
Я приподнял ее голову, чтобы освободить свою руку и встать.
Я пошел босиком к телефону.
– Мартин?
– Джек? Это Билл.
– Билл?
– Господи, Джек. Где ты был? Тут такая свистопляска пошла.