– Мы провели анализы.
– Мы? Ты же сказал, что ты ни при чем?
– Есть доказательства.
– Да ладно, хрен с ними. Я тебе не из-за этого звонил.
– Тогда рассказывай, – сказал он, расслабившись.
– Нужна кое-какая информация, об одном из ваших, об Эрике Холле.
– А что с ним?
– Его же вроде отстранили?
– И его, и всех остальных.
– Ну да. Ты что-нибудь о нем знаешь?
– Немного.
– Ты с ним лично знаком?
– Ну, мы здороваемся.
– А ты знаешь, что эта, последняя, Дженис Райан…
– Ну?
– Короче, один мой приятель говорит, что она была подружкой Эрика и что инспектор Холл вроде как был ее сутенером.
– Дела.
– Ага.
– Я не слишком удивлен, но меня вообще в последнее время мало что удивляет.
– Значит, больше ты ничего о нем не знаешь? Ничего такого?
– Эти ребята из Брэдфордского отдела по борьбе с проституцией, они там себе на уме. Да и вы, кстати, тоже.
Я кивнул.
– Честно говоря, – продолжил он, – он мне всегда казался каким-то бесчувственным. Ну, ты знаешь, когда я видел его на пресс-конференциях, после работы.
– Достаточно бесчувственным, чтобы убить проститутку, которая на него работала, и обставить все это как дело рук Потрошителя?
– Не-е, родной, на такое он не способен. Не его уровень. Он бы никогда на такое не решился.
– Может, ты и прав.
Том покачал головой и шмыгнул носом.
– А ты местных девочек хорошо знаешь? – спросил я.
– Чего ты хочешь, Джек?
– Да ладно тебе. Ты их знаешь?
– Некоторых.
– Знаешь эту китаянку, Ка Су Пен?
– Которой повезло? – улыбнулся он.
– Ту самую.
– Да. А что?
– Что ты про нее знаешь?
– Популярная. Кстати, знаешь, как говорят о китаянках?
– Как?
– Не пройдет и часа, а ты уже готов трахнуть следующую.
Я стукнул в дверь один раз.
Она открыла и, не говоря ни слова, пошла обратно по пустому коридору.
Я шагнул за ней в комнату, где было грязно и воняло сексом. Я стоял там и смотрел, как она втирает крем в пальцы, в ладони, в запястья, в предплечья, в колени.
На оконном стекле еще не высохли плевки недавнего дождя. Во мраке комнаты яркие оранжевые занавески выглядели жалко и безнадежно. Она терла свои детские коленки. Я заглядывал ей под юбку.
– Это – последний раз? – спросила она, лежа в дальней комнате.
За задернутыми занавесками шел дождь, шел день, шла йоркширская жизнь.
Я лежал с ней рядом, смотрел на потолок в пятнах, на пластмассовую люстру, которую не мешало бы протереть, слушая ее ломаные слова, стук ее истерзанного сердца, чувствуя себя одиноким и несчастным. На ее бедрах была моя сперма, пальцы ее ног касались моих.
– Джек?
– Нет, – соврал я.
Но она все равно плакала. На полу у кровати лежал раскрытый журнал. Ее верхняя губа распухла.