Заплакал мой Сид и громко и горько,
Назад обернулся, на замок смотрит:
Распахнуты двери, настежь ворота;
На нашестах ни шуб, ни одежды добротной,
Ни линялых соколов нету больше.
Тяжко мой Сид вздыхает от скорби,
Молвит мой Сид разумное слово:
"Царь наш небесный с ангельским сонмом,
Вот что терпеть от врагов я должен!"
Дать ему кров им в охоту, но страшно:
Король дон Альфонс на него серчает.
В Бургос указ накануне прислал он,
Строгий-престрогий, за крепкой печатью.
Сиду он кров давать запрещает,
А буде кто даст, пусть знает заране —
Утратит именье и оба глаза,
Лишится души и жизни на плахе.
В большой печали все христиане,
От Сида прячутся — что ему скажешь?
Выбрал мой Сид пристанище на ночь,
Поравнялся с домом, а вход-то заперт.
Решили соседи, боясь государя:
Не впустят Сида — пусть двери ломает.
На улице подняли шум биварцы,
А в доме тихо — молчит хозяин.
Лошадь мой Сид к воротам направил,
Выпростал ногу, в створку ударил,
Но та устояла — засов не поддался.
Вышла тут девочка, год ей десятый.
"О Сид, в час добрый надевший шпагу!
Король запретил нам своим указом,
Строгим-престрогим, за крепкой печатью,
Давать вам приют под кровлею нашей,
Не то мы дома и добро утратим,
А к ним в придачу и оба глаза.
От нашей беды вам легче не станет.
Да будут вам бог и святые охраной!"
Так девочка молвит и прочь убегает.
Видит мой Сид: король беспощаден.
Поехал он через Бургос обратно,
До церкви святой Марии добрался,
Колени склонил, помолился жарко,
Кончил молитву и снова на конь.
За Арлансоном, город оставив,
У самых ворот стал станом на камнях,
Шатер раскинул и спрыгнул наземь.
Мой Сид — в час добрый надел он шпагу! —
Стал станом на камнях, раз крова лишают.
Вокруг он видит верных вассалов,
Но словно в горах разбит его лагерь:
Путь ему в Бургос на рынок заказан,
Не купит он там ни на грош припасов —
Не смеют с ним торговать горожане.