На железном ветру (Егоров, Парфенов) - страница 13

— Садись, Донцов, — секретарь кивнул на ближайший стул.

Михаил сел.

Логинов придвинул к себе стопку каких-то документов, должно быть личные дела комсомольцев, полистал их, поднял на посетителя светлые глаза.

— Учишься?

— В высшем начальном училище, — с готовностью подтвердил Михаил.

— В высшем начальном, — задумчиво повторил секретарь. — А как со здоровьем? Силенка есть?

Михаил скромно потупился:

— Не жалуюсь.

Кафаров, сидевший сбоку от стола, потянулся за кисетом, искоса нацелил на Михаила смеющиеся глаза.

— Слышь, Донцов, а что у тебя все-таки с носом? Ударил кто?

Михаил насупленно молчал. И чего придирается? Если и ударили, так теперь из-за этого в ЧОНе нельзя состоять?

— Дрался? — в упор спросил секретарь.

— Ну, дрался! — Михаил задиристо вскинул голову. — А что? Нельзя? Пусть всякий контрик тебе на глотку наступает?..

— Какой контрик?

— Да хоть Гасанка Нуралиев.

— Это не сын ли бывшего нефтепромышленника?

— Ну да. Такой гад... — «...отцовский пиджак на мне порвал», — чуть было не сказал Михаил.

— Из-за чего же у вас? — полюбопытствовал Кафаров.

— Он на комсомольцев зуб имеет. Драка была идейная.

— Ах, вон как! Тогда совсем паршиво.

— Почему?

— Да потому, что он же тебе и вложил.

Михаил от возмущения даже привстал со стула:

— Он?! Мне?! Видели бы вы, как я... — «бросил на землю Рза-Кули», — хотел он сказать, но промолчал — это было бы хвастовством.

— А нос-то, — весело напомнил Кафаров.

Михаил помрачнел и отвернулся: «Дался ему мой нос...»

— Да ты не сердись, — подобрел Кафаров. — Попало — ничего, заживет. Важно, чтобы понял: голыми руками контрреволюцию не задавишь.

Михаил посмотрел на свои оббитые, в ссадинах, пальцы, согласно кивнул.

— Вот мы и решили, — серьезно заговорил Логинов, — что полезно будет тебе пройти еще одно училище, тоже высшее, только не начальное, а окончательное. Хочешь работать в Чека?

Если бы перед Донцовым появился вдруг всесильный сказочный волшебник и предложил выполнить любое желание, Михаил не раздумывая попросил бы: «Сделай меня чекистом». Поэтому слова секретаря он воспринял, как чудо. В первое мгновение просто не поверил своим ушам. По мере того как сказанное доходило до его сознания, восторг, жгучий, невозможный, праздничный, почти нереальный, затоплял его сердце. Кровь тугим горячим потоком ударила в лицо, выдавила слезы. Михаил встал... сел... опять встал...

— Товарищи!.. — Прижал к груди скомканную кепку. — Я всегда... Я... хоть сейчас... Я готов...

Его порыв тронул Логинова. Он вылез из-за стола, шагнул к Михаилу, легонько тряхнул за плечи.

— Ну вот и хорошо. Да ты не волнуйся... Мы ж тебя знаем. И Василия Егоровича, брата твоего, знаем... Семнадцать-то тебе исполнилось?