После обеда Хомяков объявил уже ставший традиционным перекур. Расположились мы в том же порядке: нас трое у копешки и Володя с Риммой чуть поодаль на охапке соломы. Хомяков в который уже раз принялся нахваливать деревенскую жизнь. Римма возражала ему, мол, что это за жизнь, если кино даже нельзя посмотреть. А у нее поблизости от дома кинотеатр, где каждое воскресенье новый фильм крутят, да еще она на детский сеанс вместе с Артурчиком ходит.
— А вот окажись твой малец в нашей Ивановке, — приводил свои доводы Хомяков, — да поглядел бы он, как курочки зернушки клюют, как теленок с деревцом бодается, на телеге бы прокатился, на сеновале поспал, молочка парного попил — ему б енто боле всякого кина пондравилось.
Продолжение их разговора я не слышал, потому что незаметно впал в дрему. Вывел меня из этого блаженного состояния громкий плаксивый голос Надюхи. Ни много, ни мало, а ей пришло в голову заявить, что за пустыми разговорами мы теряем драгоценное время, а не сегодня-завтра, все ведь слышали, агроном за ужином зачитывал метеосводку, погода испортится.
— А и верно, забалакались мы, — согласился Хомяков. Он был явно сконфужен, услышав справедливую критику от самого младшего и по возрасту и по чину члена нашего экипажа.
Увы, метеорологи на этот раз угадали. Когда мы возвращались с поля, горизонт уже затянули черные тучи. Дожди зарядили на целую неделю. Три дня я отсыпался, а на четвертый, отлежав все бока и не желая оставаться в одиночестве в сырой и темной землянке, отправился вечером на танцы. Точнее, пошел посмотреть, как танцуют другие, потому как сам даже примитивные па медленного танго так и не сумел освоить. Танцы устраивались в столовой — кое-как сляпанном длинном дощатом строении, где дуло изо всех щелей, и температура, если и была на градус-другой выше, чем на улице, то исключительно благодаря дыханию танцующих пар. Общепитовская точка трансформировалась в танцзал за считанные минуты. Столы сдвигались в угол, а лавки расставлялись вдоль стен. На высвобожденном пространстве могли вальсировать, не очень толкая друг дружку, пять-шесть пар, а топтаться в ритме танго так и все десять.
Распорядителем танцев был владелец радиолы местный шофер Толик, вертлявый разбитной парень. Он получал видимое удовольствие объявлять очередной танец, отпуская каждый раз незамысловатые шуточки. «Вальс „Амурские вопли“», то есть, извините, «Дунайские волны». «Любимое всеми танго „Брызги самогонки“, пардон, шампанского». Современный быстрый танец фокстрот на мотив: «Москва, Калуга, Лос-Анжелос объединились в один колхоз». И далее в том же духе. Набор пластинок у Толика был небольшой, как и репертуар острот, так что и те и другие за вечер прокручивались по несколько раз.