Когда в «Старый бор» распределили, подумала: может, там судьба ее ждет. А приехала сюда, быстро поняла, что грозит ей невеселая перспектива остаться вековухой. Специально, видно, место выбирали поглуше. Стоит посреди соснового бора шестиэтажный корпус, и в километре от него за оврагом — четыре пятиэтажных дома для обслуживающего персонала и торгово-бытовой центр, где и магазин, и почта, и сберкасса, словом, все услуги.
Ближайшая деревня за пять километров, да еще на той стороне реки небольшой дачный поселок. Вот и ищи здесь свое счастье. В больнице, понятно, сплошь женщины, из врачей мужчин трое, главврач Георгий Константинович, стоматолог Вениамин Евсеевич и рентгенолог Анатолий Александрович. Все трое давно женаты, и у всех жены тоже врачи.
Мужское население их поселка тоже невелико, и холостяков здесь нет совсем, все мужья медперсонала. В «Старом бору» для сильного пола работы мало, так что большинство мужчин устроилось или в райцентре — это по шоссе двенадцать километров, или на узловой станции — гуда добираться сначала автобусом, потом электричкой. Сейчас только понимает Валентина, как ей с Федором повезло. Сколько уже девчонок на ее глазах засохло, смирилось с одиночеством, а ведь какие симпатичные есть среди них, не то, что она. Взять хоть Зинаиду. Та, правда, еще хорохорится. Вот, говорит, возьму да охмурю какого «середнячка»…
Мысли Валентины, зацепившись за это слово, приняли новый оборот.
…«Середнячками», с легкой руки Владимировны, называют сестры и санитарки больных в возрасте от сорока до шестидесяти. Но их прослойка в «Старом бору» весьма незначительна. (Безусловно, на руководящие посты отбирают людей крепкого здоровья, у которых нужда в больничном лечении появляется уже после достижения ими пенсионного рубежа). С этими «середнячками» как раз и происходят разные чрезвычайные происшествия. Девяносто девять процентов их — сердечники. Отлежится такой в больнице месяц-пол гора после приступа, приезжает сюда кум королю — чувствует себя отлично, а здесь еще сосны, как на картинке у Шишкина, речка плещется, ну и вызывает он друзей-коллег навестить его. Те, конечно, в субботу, как сегодня, или в воскресенье наезжают. Несмотря на строгие запреты, обязательно кто-нибудь винца прихватит, иной больной и не удержится от соблазна. Бывает, обходится, а бывает, и уколами дело не ограничивается, приходится обратно в больницу отправлять.
Попадаются среди «середнячков» и такие шустрые, что самовольно в город ездят, к любовницам, не иначе. Владимировна один забавный случай рассказывала. Прошлой зимой опять же подменяла она вахтера. Ночью стучит кто-то в окно караулки. Она глядит: солидный человек в пыжиковой шапке, на такси приехал — зеленый глазок позади него виден. Открыла дверь: отдыхающий, как раз с их пятого этажа. «Где это, — спрашивает, — вы были, товарищ больной?» А он наклоняется к ней и таинственно шепчет: «Стихи, мамаша, сочинял». — «Какие стихи в три часа ночи?» — опешила Владимировна. «Самое, — отвечает — мамаша, поэтическое время. Луна светит. Снег белый блестит. И березки белые». И вздохнул томно, а глаза веселые, а в караулке дух стоит коньячный с примесью женских духов. Дело ясное, что за стихи. Но Владимировна поговорить любит, продолжает допрос: «Где ж это вы березы у нас нашли?» — «Так нет их здесь, мамаша, — смеется больной. — А без них какие стихи, вот и пришлось в Березовку ехать. А обратно таксисты не хотят везти. Еле одного уговорил за полсотни». — «Ой, и денег вам таких не жалко!» — не удержалась Владимировна. «Искусство, мамаша, требует жертв», — торжественно произнес больной.