Две тысячи у нее были тайно накоплены, хранились на книжной полке в ее комнате, засунутые в Розу мира: таких книг никто в семье, кроме Наташи, не читал, — это как раз и на тур, и на расходы. Нет, мало, на всякий случай тысячу она возьмет у Аллы, у той богатый муж, правда скупердяй, иначе не был бы богатым, но наверняка у Алки есть кое-что в собственном загашнике… Теперь: что она скажет мужу. Как что? Скажет, мол, на работе дали почти бесплатную путевку. Профсоюзную. Он скажет: господь с тобой, Натка, какие теперь профсоюзы. А она: это у вас, у военных, ничего больше не дают, а у нас, у работников сферы образования… Нескладно, но ничего, что-нибудь другое придумает: мол, это историческая экскурсия для отличников образования — историк она, в самом деле, или нет, — своего рода грант. А купальник взять? Нет, он старый, не модный, купальник она купит на месте. Все на месте. И Наташа представила себя на пляже, на берегу Мексиканского залива. А что, фигура у нее еще вполне того, пляжная. И продают же, на самом деле, в стране Мексика приличные купальники-бикини…
Самолет улетал утром следующего дня. И в день перед отлетом Наташа опять была одна. Она бродила по комнатам, узнавая разные вещи, разглядывала их, как впервые. В комнате девочек она не задержалась — здесь она и так все знала наперечет, даже тайник за книгами, где старшая держала записную книжку с телефонами своих мальчишек. Погладила большую плюшевую обезьяну, что недавно сама подарила младшей — ведь будущий год обезьяний… В гостиной — так они называли большую, общую, комнату — тоже не задержалась, почему-то ей всегда бывало здесь неуютно и одиноко. Что-то чужое было в этом нагромождении техники, в большом фикусе на полу, который сама же и приволокла зачем-то: подружка дала черенок, Наташа ткнула в горшок с землей, а фикус разросся, стал давать ростки в разные стороны, ронял сухие листья, и, казалось, стал мешать дышать. И в их с Володей спальне она почувствовала себя сейчас так, будто случайно попала в незнакомую комнату. Здесь устроено все было так: помимо кровати и при кроватных тумбочек был устроен уголок для ее занятий, а его секретер — ближе к двери. Зачем-то она щелкнула замком, крышка секретера откинулась. Она не ждала найти ничего нового — какие-то военные издания, конспекты, которые остались после Академии, документы. Одну книжку она взяла в руки, оттуда выпала открытка. Наташа узнала свой почерк. Какие-то общие слова, поцелуй — когда же она писала ему открытки? Ах, да, был у нее однажды симпозиум в Симферополе. Но, боже, это ж было так давно: судя по штемпелю, одиннадцать лет назад. И все эти годы он хранил эти пустые, в сущности, строки. Наташа опустилась на краешек кровати, разглядывая вид симферопольского бульвара. И думала: что же я делаю, что же я…