— Не очень. Если бы роль была по мне, я не уставала бы вовсе.
Осталась позади деревенька, раскинувшаяся на взгорье, они перебрались через насыпь и спустились к пруду.
День клонился к вечеру. Из камышовых зарослей раздавался лягушачий хор, летали стрекозы, их твердые крылья посверкивали цветным стеклянным блеском, и тяжело клонились к воде старые ивы.
Они присели на белое, свободное от коры, бревно и замолчали, думая о своем. В это время со стороны моста за их спинами прогремел поезд дальнего следования на Москву, несколько минут спустя прошумела пригородная электричка из Москвы.
— Я все понимаю, мама. Быть женщиной — очень ответственно.
Ирина даже выпрямилась от неожиданности.
— Да ты совсем взрослая, Киска, и рассудительная, как отец.
— Я похожа на него?
— Очень. Ты помнишь его?
— Помню. И фотографии остались. Когда выйдет твой фильм?
— В ноябре.
— Когда полетят белые мухи?
— Да. Тогда откроется фестиваль. Наш режиссер рассчитывает попасть в конкурсный показ.
Киска качнула венком, представляя, как будет рассказывать у костра о конкурсном показе фильма с ее мамой.
Тихий московский переулок начинался двумя старинными храмами с кирпичной оградой, над которой поднимались тополя. У храмов были серебристые шлемовидные купола, а за стрельчатыми окнами горели ясные огоньки лампадок. Глубже по переулку с обеих сторон уходили светлые дворянские особняки, между которыми стояли позднейшие, прекрасно стилизованные четырехэтажные дома с такими же окнами, белой лепниной по фасаду и каменными крылечками с навесами из литого узорного чугуна.
В этот ранний час в комнате второго этажа, за полуоткрытым окном, задернутым желтоватым тюлем занавески, беспокойно металась во сне молодая женщина.
— Мама, не уходи, мама…
Проснувшись, Ирина уткнулась лицом в горячую руку, приходя в себя после ночного кошмара.
Восемь лет назад в автомобильной катастрофе погибли муж Ирины и ее отец; а три дня спустя, от странных горловых спазмов умерла потрясенная мать. С тех пор Ирина жила с дочерью в опустевшей квартире.
Позавтракав овсянкой, джемом и чашкой кофе со сливками, она поутюжила цветастое платье и подсела к зеркалу. На нее смотрела свежая молодая женщина с чуть вздернутым носом и нежной улыбкой. За эту улыбку ее когда-то и полюбил муж, да за зеленые глаза. Молодой, чуть старше нее. Как странно. Они с Сережей так любили друг друга, и вот его давно нет, а она живет и даже здорова.
Она откачнулась от зеркала.
— Меня не любят уже восемь лет! У меня нет ни любви, ни любимой работы. Я играю пенсионерку с мышиным хвостиком на затылке. Неужели это конец? Неужели ничего больше не будет?… Как их много, молоденьких девчонок на студии! — Ирина зажмурилась. — Стоп! Ни слова. Иначе придется собирать себя по кусочкам. Если в каждой видеть соперницу, лучше не жить.