Аэродромные противозенитные средства открыли по "илам" бешеный огонь. Кругом возникли черные и белые шапки разрывов. С разных концов аэродрома к нашим самолетам тянулись щупальца эрликоновских трасс. Однако было уже поздно. Перейдя опять на бреющий полет, незаметные на фоне леса и складок местности, штурмовики не дали зенитчикам врага долго обстреливать себя. И все же на многих "илах" были пробоины. На машине летчика Карасика их было особенно много. Но он сумел довести машину до своей территории и посадил искалеченный "ил" на ближайший аэродром.
Гитлеровскому истребительному полку был нанесен существенный урон. Дерзкими и умелыми действиями наших гвардейцев было уничтожено десять "фоккеров", взорваны склады боеприпасов и горючего, выведен из строя аэродром. Наши самолеты потерь не имели. Все повреждения, полученные ими при налете, были устранены техническими службами уже на следующий день.
За умелые действия командование фронта объявило всем участникам этого вылета благодарность.
Поскольку наш аэродром был хорошо известен врагу, командование решило сделать его ложным, а нашу дивизию перебросило на лесной аэродром. Это было немного дальше от линии фронта, но зато гитлеровцы его не знают, и мы могли спокойно работать. С этого аэродрома наша дивизия сделала много эффективных боевых вылетов. Правда, несколько экипажей мы потеряли в этих боях. Не раз самолеты возвращались изрешеченные вражескими зенитками.
Однажды Садчиков привел и посадил самолет с несколькими пробоинами от прямых попаданий эрликонов и МЗА. В другой раз подбили Сухачева. Он долетел до аэродрома, но самолет был настолько изрешечен, что не выпускались ни шасси, ни щитки, и ему пришлось посадить его на "живот". Через несколько дней, благодаря усилиям техсостава, "ил" возвратили в строй.
Хотя лесной аэродром был всего в нескольких минутах полета от базового, фашистская авиация не беспокоила нас ни разу. Единственно, что нам портило жизнь на этом лесисто-болотистом аэродроме,- это комарье, тучами висевшее над ародромом и нашими землянками. От них, как говорится, житья никакого не было. А тут еще беда - от этих паразитов стала распространяться малярия. Не повезло и мне. В один из дней меня увезли в лазарет с высокой температурой. Более двух недель я провалялся в постели. Хорошо, что Костя и Володя иногда наведывались ко мне.
Эта лихоманка так выматывала, что когда стал подниматься с постели, меня водило из стороны в сторону. Наконец, в июне мне разрешили вернуться в свою эскадрилью. За время моей болезни в нашей эскадрилье никаких крупных событий не произошло.