Летать мне, конечно, временно запретили. После тяжелой болезни человек по земле-то нетвердо ходит... Но день за днем укреплялись силы. И вот я вновь в боевом строю.
Над станцией Оболь
Рассвет 23 июня 1944 года едва занимался над белорусской землей. В небе еще мерцали яркие звезды, а на аэродроме уже никто не спал. Мы, рядовые воздушные солдаты, тогда еще не знали, что предстоящее грандиозное наступление в Белоруссии было названо Ставкой операцией "Багратион".
Всех подняли в два часа. Не спали в эту ночь не только на нашем аэродроме. Советские войска готовились к решительному наступлению. А я, как назло, еще не был допущен к полетам. Проснулся в землянке поздно. Услышал нарастающий гул самолетов: это ребята возвращаются с задания. Возвращаются оттуда, где огонь, оглушительные взрывы, смерть.
А здесь солнечно, тепло, тихо, как в мирные мальчишеские годы. Но на душе неспокойно: все ли ребята прилетели?
На задание мы летали или четверками, или шестерками. Поэтому, когда возвращалось четное количество самолетов, то вероятнее всего, что возвращались без потерь. Правда, бывало и так, что в боях теряли по два и даже по четыре самолета. Но на этот раз, кажется, было все в порядке: шестерка "илов" ровным строем подходила к аэродрому. Вот один за другим стали отваливать от строя, заходя поочередно на посадку. Последним сел Костя Шуравин.
Разгоряченный, он вылез из кабины и стал рассказывать о впечатлениях боя.
- Ты себе не представляешь, Ленька, что творится,- горячился Костя.- Все деревушки и населенные пункты в огне. Над всей линией фронта висит прямо-таки дымовая завеса от пожаров. Оккупанты драпают. Сейчас нанесли удар по автоколонне. Машины чуть не сплошной лентой километров на десять растянулись! И мы как начали с головы колонны, так до хвоста прочесали. Скоро еще, наверное, полетим! Надо успеть позавтракать. Пошли вместе в столовку.
- Я не летал, не заработал еще.
- Ничего, за будущее зачтется...
Остальных ребят мы встретили в столовой.
Прилетела и четверка, которую водил Федя Садчиков. Все ребята были возбуждены и веселы. У каждого из них была какая-то скрытая, внутренняя гордость от сознания причастности к великой битве.
Непрерывно улетали и прилетали группы из других эскадрилий. На аэродроме шла напряженная работа. Такого мы еще не видели за все время пребывания на фронте.
Вскоре после завтрака капитан Попов опять повел шестерку "илов" на боевое задание.
Вслед за ними улетела и четверка Садчикова. Из летчиков нашей эскадрильи на земле остался один я. Мой замаскированный самолет, как журавль, отставший от своей стаи, одиноко стоял на опустевшей стоянке, устремив вверх свой красный кок - обтекатель винта.