— Ну вот и приехали, — сказал Тим, убирая ноги с приборной доски и потягиваясь. — Никто, будем говорить, не покусился. Потому что знают нас, потому что у нас — ре-пу-та-ция! А это значит что? Это значит, ежели с нами свяжешься, легко можно в репу огрести.
— Просто у нас груз такой, не ценный. Никому не нужен. Вот на обратном пути, когда припасы артели повезем, тогда всякое может случиться.
— Э, да когда это еще будет…
Поселок окружала стена из врытых в землю старых телеграфных столбов, перевитых колючей проволокой, и опрокинутых древних самоходов, для прочности засыпанная щебнем. Ворота — широкие, сбитые из досок и обшитые ржавыми капотами тех самых машин, которые пошли на сооружение стены. На дощатых помостах справа и слева от въезда торчали охранники с ружьями. На флагштоке развевался черно-желтый вымпел Южного братства — одного из самых крупных московских кланов.
«Панч» подкатил к воротам. Турана с Белорусом здесь хорошо знали, часовой просто махнул рукой — проезжай. Справа за воротами была стоянка, разграниченная железными столбиками, между которыми свисали цепи. Дорога огибала их и вливалась в улицу.
Московские старатели пришли сюда сезон назад и сразу принялись за дело: забурили скважину, установили ветряки и начали строить каменные дома. Для того артельщики в поселок известняк и возили. Видимо, нефти под землей было много, поэтому в низине нанятые с окрестных ферм батраки рубили шурфы. Старатели, похоже, собирались бассейн заложить, чтобы начать добычу открытым способом.
Машины каравана свернули на стоянку, за «Панчем» поехал лишь сендер их старшины. Улица была пуста, ветер гнал тучи белой пыли. На плоской, будто срезанной, верхушке холма в тени ветряков Туран остановил грузовик. Здесь, в добротном двухэтажном доме с черепичной крышей, находилась управа поселка. Старшина подкатил прямо к крыльцу, вышел и отправился к управителю. Белорус увязался следом. Туран заглушил двигатель, посидел немного, слушая, как тот, остывая, щелкает и потрескивает, потом полез на крышу. Разрядил ракетную установку и прикрыл ее кожухом. Вернувшись в кабину, включил приемник — на холме сигнал ловился получше.
— …мы стоим на пороге новой Погибели, толкуют нам эти умники, — вещал Шаар Скиталец низким прокуренным голосом, — нашествие диких племен на Москву, надо же — новая Погибель! А что, у московских всегда так: если у них сокращаются доходы, они тут же кричат о новой Погибели.
Туран посмотрел сквозь окно дверцы на здание управы. Если там слушают радио, то речи Скитальца не поспособствуют укреплению дружбы между нефтяниками и местными кланами. Впрочем, по слухам, москвичи платили звонкую монету справно — а пока платят, все их любят. Вот перестанут, тогда и дружбе, глядишь, конец…