— Не верю, — сказал Туран, — не могли предки золотом крышу выложить.
— Предки многое могли, мои предки да ваши, — наставительно произнес Илай, — нам их не понять.
Когда старик загудел, будто колокол, Туран оглянулся. Смерил Илая взглядом. Казалось, голос старика наполнил всю кабину «Панча» и заставил дрожать обшивку из доминантской брони, словно бубен.
— Вот я и говорю, — подхватил Белорус, — измельчал человек нынче. На кровлю золота точно не хватит, хорошо бы с нами без обмана расплатились. Ты, папаша, слышь, это… когда своему важному человеку будешь расписывать, как мы тебя охраняли, ты не жалей красивых подробностей. Можно и присочинить, будем говорить, немного. И тебе не накладно, и ему интересно послушать будет. Скучно, небось, в Киеве, в Лавре безвылазно торчать, а тут ты ему расскажешь, как мы тебя у опаснейшего злодея отбили, потом еще два раза с бандами сражались, нет, лучше три раза. Три — хорошее число! Да, и еще мутанты дикие на нас нападали, не забудь!
— Не забуду, — отозвался Илай таким сердитым тоном, что у Белоруса враз прошла охота болтать и он снова заткнулся, как в начале пути.
— Илай, ты уверен, что нам в Храм надо? — спокойно спросил Туран.
Старик кивнул. Тим покосился на Турана, приоткрыл рот, будто сказать что-то хотел, но промолчал.
Впереди показалась застава. Возле дороги, перегороженной шлагбаумом, стоял одноэтажный дом из красного кирпича. С трех сторон он был обложен мешками с песком, в которых чернели амбразуры.
Такие заставы были на всех въездах в Киев, монахи собирали плату с караванщиков и досматривали грузы.
Туран пристроился за фермерским самоходом, который полз к городу, доверху груженный корзинами с карликовой кукурузой — над бортами высилась гора бледно-желтых початков.
У шлагбаума фермер притормозил, к нему подошел монах со штуцером на плече, сказал что-то, потом поставил ногу на заднее колесо и заглянул в кузов. Поворошив стволом початки, спрыгнул, взял у фермера несколько медяков и махнул часовому у шлагбаума, чтобы пропустил самоход.
Туран проехал немного вперед, опустил стекло в дверце и высунул голову.
— Наемники мы, везем вести в Киев и работу заодно ищем, — сказал он.
— Что в фургоне? — спросил монах, перехватив штуцер.
Второй у шлагбаума скинул с плеча карабин. «Панч» они видели впервые, мощная угловатая кабина с толстой радиаторной решеткой, широкие шины с крупным протектором — грозный вид у машины.
— Нас трое. Груза нет, — Туран распахнул дверцу. — Глянешь?
Монах забрался на подножку, сунул голову в кабину. Скользнув по Белорусу взглядом, долго смотрел на Илая, сидящего в тени.