* * *
Марина пила сок и слушала Тонину болтовню. Вроде все как всегда. Вроде все это она уже говорила. Она всегда об одном и том же. О том, что уже осень, и нет компании, и вот-вот дожди польют. И слова ее, как монотонный осенний дождь по крыше, барабанили по барной стойке, по перевернутым кофейным чашкам.
А Марина вдруг ощутила спиной какое-то движение, резко повернулась и прямо перед собой увидела...
Нет, сначала она выронила из рук стакан и смотрела, как он, с остатками апельсинового сока, медленно, как в кино, падает ей под ноги. Прошла всего секунда до того момента, как стакан ударился в пол, покрытый серо-зеленой плиткой, взорвался, рассыпался в мелкие брызги, растекся по полу рыжей лужей, а ей показалось – вечность. И за это время в голове у нее пронеслась вся жизнь. Нет, чуть меньше, чем вся, но тоже очень много. Почти четверть века...
«Четверть века, четверть века, четверть века...» – стучало у нее в голове, словно в старом осеннем парке крутилась карусель, и бежали по кругу деревянные лошадки, стуча копытцами, и мелькали лица, знакомые и не очень. Сколько было их, этих разных лиц, за эти годы? Тысяча, десять тысяч, а может быть, миллион?! Они не запоминались, пролетая через ее жизнь стремительно. Родных лиц было так мало! Сын и мама, Наташка Стрелкова, Левушка и Женька, подружка Сашка Синицкая, Мужчина ее мечты, живущий в том же доме – кстати, как его имя-то? Михал Иваныч! Потом зоопарковские тетки, и не тетки, но тоже зоопарковские – обезьяна Моника, например. Потом лица из детства и юности, нечеткие, полузабытые – одноклассники, с которыми она ни разу не встречалась за эти двадцать с лишним лет.
И вот это лицо. Тоже из знакомых, из юности. Полустертое, какое-то не такое, лишь отдаленно напоминающее его. Но боль какая! Какая дикая боль! Потому что глаза все те же. Их ведь не изменишь.
Марина вытянула вперед руку, коснулась кончиками пальцев того, кто шагнул к ней практически с того света. Если верить рассказам о привидениях, то рука ее должна была пройти сквозь это видение, но она наткнулась на препятствие. И препятствие было свитером грубой вязки, мужским, немного колким. Он был небрежно наброшен на плечи, и рукава свисали по груди. Вот в рукав этот она и попала. И сначала ей показалось, что под ним пустота, как и должно быть в этой ситуации. «Привидения бестелесны...»
Но она уперлась в него всей ладошкой и почувствовала, как под ней, под этим рукавом, под черной футболкой колотится его сердце. Живое. Такое же живое, как и глаза, не узнать которые она не могла.