Была и еще одна новость. На берегу нарисованного озера тоже наступил вечер. Исчезла девушка, исчез Георгий и змей, только ветер гнал по стылой воде высокую волну. Глеб невольно почувствовал его холодное дыхание, хотя руки явственно ощущали идущее от самой картины тепло.
"Постарайся понять язык книги". Хотел бы он знать, как это сделать. Он ведь не кончал университетов по древней письменности...
Глеб перевернул картину, достал лупу и стал внимательно изучать врезанные в доску письмена.
В Афгане у него был друг, шифровальщик из штаба полка. Он мог часами с увлечением рассказывать о неожиданных законах, управлявших фонетикой слов. Кое-что запомнилось из его восторженных объяснений.
Чаще других в русском языке встречались буквы "а", "о" и "е", сочетания "ас", "из", "без", слова "тоже", "будто", "если", "еще"...
Глеб не сомневался, что буквы на доске вырезали русские люди, пусть очень давно. Многое изменилось за это время, но язык, основу древней культуры, не удалось уничтожить никаким посторонним влияниям.
Первой он узнал букву "а". Она осталась почти такой же, разве что внизу исчезла знакомая черточка. Но это легко понять, в дубовой доске без нее легче было вырезать затейливо изогнутую букву. Если помнить об этом, нетрудно узнать и "д", похожую на равнобедренный треугольник... Дальше пошло все легче, и вдруг, в какой-то момент, он понял, как надо читать эту книгу...
Закрыть глаза, медленно погладить ладонями шершавую доску, впитать в себя давно забытые знаки... И сразу в его сознании сложились первые фразы...
"Славься Перун - бог огнекудрый! Он верных ведет по стезе...
...
Изречено сие кудесниками. Они прочь уходили и назад возвратились... Сюда и ты придешь, тут же служитель ворота откроет и пустит тебя, и прекрасен сей Ирий..."
Ирий - наверно, рай, а может быть, город, изображенный на картине... Дальше шло что-то совсем непонятное, потом попалось гладкое место без всяких знаков, и вдруг словно электрическим током прошило руку.
"Страж, ты должен принять свой путь. Завтра, после заката, как только солнце напьется сурьи, придет твой день. Верни сию книгу тому, кто первым коснулся ее страниц..."
Эти слова предназначались ему - лично ему! Он не усомнился в этом ни на секунду - хорошо помня, что на доске не было гладких мест. Еще вчера ее поверхность была сплошь заполнена убористой резной клинописью и вдруг сейчас...
Ниже была еще одна строчка:
"Сплети волосяной шнурок, повесь ладанку на шею и никогда не расставайся с ней". И это было написано отнюдь не древним языком!