С этим спорил худой и нервный инженер, сверявший в бухгалтерии какие-то цифры и вызванный к разговору чашкой кофе. Размахивая руками, он кричал, что Чужих на планету пускать нельзя, что даже вынужденные уйти, они покинут ее, только залив плазмой с орбиты. Кричал он так громко, что вскоре Натали уже переводила его участок ответственности на другое имя.
Среда давила. А ведь вначале Натали скрашивала ожидание поезда, воображая, как объявят победу — настрой СМИ был неизменно оптимистичен — и транспорты с орбиты пойдут вниз. И можно будет помчаться туда и уж как-нибудь протолкаться. В само здание космопорта, конечно, не попасть, наверняка там пригласительные билеты для членов семей, и можно представить, каких масштабов достигнет массовое восторженное безумие. Но все-таки… Разве она сможет остаться в стороне? Он и не вспомнит. Можно себе представить, сколько у него было… таких. Или нет? Или — да?
Сложить цифры восемнадцатью разными способами, убедиться, что итоги не равны, и по комму, а иногда и спускаясь в цеха, долго и мучительно выяснять причины расхождений.
Измученные производственными накладками, необходимостью выйти на плановую цифру, а более всего — бюрократической процедурой, инженеры откровенно считали ее шлюшкой из верхов, но по крайней мере тут ее не встречали сальной усмешкой и не провожали скабрезностями в спину, столь бесстыдно-невинными, что казалось — они заложены в основе существования мира и способны подменить собой почву под ее собственными ногами. О Натали забывали, стоило ей подняться со стула, и это устраивало ее больше, поскольку не приходилось опасаться за тылы.
Здесь, среди технарей нашлось два-три — человека? лица? — из тех, что удерживают женщин, рискующих иначе проклясть весь противоположный пол. Если бы не… ах, если бы кое-кто не осложнил так невозможно ее личную жизнь… бог с ним, что уйдя, но рассыпав, как птице, крохи надежды. Адекватным определением было слово «порядочный».
Однако все это были чьи-то мужчины, и даже если бы Натали решилась замахнуться на чужое, измотаны и издерганы они были настолько, что хватило бы сил до своей законной доползти, не обидев. Где уж тут любовниц заводить. В любом случае, сама Натали инициировать отношений не умела.
У их Зиглинды непрестанно пылали топки, плавилась руда, текли огненные реки, грохотали автоматические молоты, и прекрасные девственницы из благородных семейств портили себе зрение, собирая на конвейере начинку протонных торпед.
Она поднималась обратно и узнавала, кто кого кому передал по наследству, кто с кем покинул рабочее место много позже обычного, а кто отметился в интим-салоне «Гнилое море», официально закрытом, но «для влиятельных нет преград, не так ли?». Словно возвращалась в мир перемигиваний и многозначительных локотков, и корпоративных вечеринок, где вопросом дня, без обиняков задаваемым вслух был: «Ты уже попробовал стюардессу?»