– Гулять идете?
– Приходится! – Я развела руками, мол, идти на ночь глядя страшно не хочется, но что поделаешь, собачьи потребности.
Мы направились к лифту, Феликс опять принялся подвывать.
– Что это с ним сегодня? – Василий Максимович потрепал пса по загривку. – Может, у него что-нибудь болит?
Болит, еще как болит, душа его собачья болит: на лифте приехал Алеша.
– Не знаю. Завтра свожу к ветеринару.
Василий Максимович покивал все с таким же озабоченным видом.
– Вот что, давайте я вас провожу, а то уже поздно, мало ли что? Я так за вас, Кирочка, переволновался!
– Проводите. – Я улыбнулась соседу, мне приятна была его забота.
Открылся лифт. Феликс с тревогой на меня посмотрел: запах врага все еще не выветрился, неужели ты не чувствуешь? Чувствую, малыш, но пешком слишком долго, видишь, как я устала? Ну что ж, как хочешь, проскулил пес, тяжело вздохнул и вошел в лифт.
– Я спать ложился, а тут Феликс вдруг как завоет, – продолжал Василий Максимович, когда мы спустились и вышли во двор. – Он так жутко плакал! Звоню вам, а телефон не отвечает, спускаюсь вниз – а тут уже соседей полно, ну, думаю, точно, случилась беда.
– Беда случилась, только не со мной, – озабоченно, в тон ему сказала я. Нужно было срочно отвести подозрения от истинной причины нашего с Феликсом сумасшествия – мне почему-то казалось, что возвращение Алеши для всех очевидность, – и я поведала историю в скверике. И так увлеклась, и так опять ею прониклась, что сама поверила: труп на скамейке, этот чужой, не имеющий ко мне отношения труп, – истинная причина происходящего. – Вот увидите, – вдохновенно вещала я с интонациями пророка, – это только начало, только первая жертва.
– Сексуальный маньяк? – Василий Максимович брезгливо скривился.
– Не обязательно. И вообще, вряд ли. Нет, не похоже, что сексуальный, но… Может быть, религиозный маньяк или… Мало ли на чем человек может зациклиться! И потом, мне всегда казалось, что маньяк убивает только по одной причине: ему нравится убивать. А база, которую он подводит под свои убийства, – лишь оправдание перед самим собой, перед обществом, перед жертвой. Но главное, перед самим собой!
– Вы так думаете?
– Да уверена! Убийство ради убийства, наслаждение смертью, и больше ничего.
– Наслаждение смертью?
– Чужой смертью. Перед тобой человек, он ходит, думает, страдает, радуется – и тут раз: одним точным ударом в висок прекращаются все его мысли, страдания и радости. Труп на скамейке с неловко, неестественно поджатыми ногами – уже не человек. Вот она цель: сделать живого мертвым, единственная цель.