Я затряслась от смеха – идиотского, истерического смеха, – как от рыданий. Губка, это же надо, губка! Даже в груди стало больно. Попыталась взять себя в руки – ничего не вышло. Размахнулась и дала себе пощечину – смех перешел в неукротимый, визжащий хохот. Боже мой, губка! Надо что-то делать с этим невыносимым смехом, иначе я просто задохнусь!..
В дверь застучали.
– Кира!
Лев Борисович. Чем-то он очень сильно взволнован. По голосу слышно. Смех оборвался на самой высокой, визгливой ноте – так от испуга внезапно прекращается икота.
– Кира! Там к тебе пришел человек из милиции.
* * *
Человеком из милиции оказался тот самый усталый, потрепанный жизнью мент, который мне встретился у столяровской квартиры в день убийства Назаренко. Он стоял посреди комнаты в какой-то нелепой воинственной позе (воображаемая шашка наголо), словно собирался изрубить в фарш всех врагов родного Отечества.
– Майор Бородин, – представился он таким тоном, как будто его имя и звание должны были объяснить цель визита.
– Кира Самохина, – пожала я плечами, давая понять, что цель его визита так и осталась для меня неясной. – Присаживайтесь.
Он порывисто, словно с разбегу, плюхнулся в кресло. Годунов, как бедный, но благородный родственник (если что, я здесь, рядом, сразу приду на помощь), пристроился возле моего стула, но сам не сел.
– Вы пишете статьи! – голосом обличителя главного врага народа проговорил Бородин.
– Ну да, пишу, я журналистка, – объяснила я истоки своего преступления.
– Журналистка, вот именно! – Майор побагровел, кулаки его сжались. Годунов положил руку мне на плечо. – В своей последней статье, – багровость поползла по шее, – вы написали, что в самом скором времени нам нужно ожидать четвертую жертву.
– Я не совсем так написала…
– И вот она, четвертая жертва! Сегодня ночью был убит Игорь Ворник. Тем же способом, что и…
– Убит?! – Я вскочила со стула. Годунов обнял меня, стал усаживать на место, что-то ласково приговаривая. – Но как, как?
– А вы не ожидали, что он будет убит? – с сарказмом проговорил Бородин. – Писали и не ожидали? Пророчили и не верили в собственное пророчество? Так вот: я тоже не верю ни в какие пророчества! Я верю в преступный замысел. Вы, так или иначе, – соучастник преступления.
– Соучастник, – пробормотала я, искренне с ним соглашаясь.
– Кирочка! – Годунов всплеснул руками. – Не слушайте ее, – обратился он к майору, – она со вчерашнего дня не в себе.
Вот спасибо, заступился, объяснил!
– Все не совсем так. – Я тряхнула головой, собираясь с мыслями. Мокрая прядь выбилась из-под полотенца, упала мне на лицо.