— Ненормально! — отрезал Груздев и с вызовом добавил: — Но к делу это отношения не имеет…
Он вытащил из кармана пальто носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Как знать, как знать, — неожиданно тонким голосом сказал Жеглов и достал из планшета записку, повертел ее в руках и спрятал обратно. — У вас оружие имеется?
Я мог бы поклясться, что при этом неожиданном вопросе Груздев вздрогнул! Взволновался-то он наверняка, потому что снова полез за носовым платком, и я впервые увидел, что до синевы бледный человек может одновременно покрываться испариной.
— Нет… — сказал Груздев медленно и протяжно. — Не может быть… Я как-то не подумал…
— О чем не подумали? — спросил Жеглов спокойно.
— Я совсем забыл о нем…
— Ну-ну… — поторопил Груздева Панков.
— Неужели это из него?.. У меня был наградной пистолет… — Груздев говорил невнятно и с трудом, будто у него сразу и губы, и язык онемели. — Я совсем забыл о нем…
Он встал и направился к буфету, но на середине комнаты остановился и повернулся к Панкову:
— Вы нашли?.. Это из него?..
— Покажите, куда вы его положили, — спокойно сказал Панков.
Груздев подошел к буфету, открыл верхнюю створку, достал оттуда шкатулку, из которой, по словам Нади, пропали драгоценности. Трясущимися руками откинул крышку, тупо уставился внутрь шкатулки. Панков встал, направился к Груздеву, подошли оперативники.
— Его здесь нет… Я хранил его в шкатулке.
— А взяли когда? — осведомился Жеглов.
Груздев, словно не желая разговаривать с Жегловым, ответил Панкову:
— Я не брал… Поверьте, я не знаю, где он!
Панков развел руками, будто хотел сказать: «Не знаете, так не знаете, поверим…» — а Жеглов развернул газетный сверток и показал коробку с патронами Груздеву:
— Вам вот этот предмет знаком?
— Да-а… — глядя куда-то вбок, сказал Груздев. — Знаком… знаком… Это мои патроны…
Трясущимися пальцами он положил в блюдце, стоявшее на буфете, окурок, достал из пачки-десяточка «Дели» папиросу, дунул в мундштук, примял пальцами конец его, закурил. Я видел, как он переживает, мне было тяжело смотреть на него, я отвел глаза и уперся взглядом в хрустальную пепельницу на столе. Там по-прежнему лежали окурки, и я вспомнил, что под диктовку Жеглова записал в свой блокнот: «три окурка папирос «Дели».
Я пригляделся к окуркам, и в груди что-то странно ворохнулось, перехватило дыхание: мундштуки, наподобие хвостовика-стабилизатора бомбы, только без поперечной планки, были примяты крест-накрест. Точно так же примял сейчас свою папиросу Груздев! Уставившись в одну точку, он курил, затягиваясь часто и сильно, так что западали щеки и перекатывался кадык. «Это улика», — подумал я, и сразу же вдогонку пришла новая мысль: он ведь говорит, что здесь не был, — выходит, врет? Впрочем, может…