"Двое других" - это радист Ганс и штурман Альберт. Оба они канадцы; голова Ганса напоминает надутую футбольную камеру, а лицо Альберта - ломоть желтой
дыни. Ганс болтлив, Альберт же лишь кивает головой и в редких случаях произносит "да" или "нет".
В игре партнером Аввакума был Ганс, а партнером Смита - Альберт. Вчера, когда они разыгрывали игры, Аввакум так часто допускал промахи вистуя, что и себя обремизил на сто долларов, и Ганса. Пока разыгрывали "шлем", Ганс был страшно удручен, курил одну сигарету за другой... Сегодня проигранные доллары надо было вернуть.
Вошел японец Сяо, камердинер 07. Сяо мал ростом, очень чистоплотен, передвигается совершенно бесшумно, как кошка. Он словно тень появляется то тут, то там. Лицо его непроницаемо.
Сяо остановился перед Аввакумом.
- Господин профессор,- сказал он,- господин Декc
будет вам крайне признателен, если вы благоволите
явиться к нему. Господин Декc ждет вас в своей каюте.
- Хорошо,- кивнул Аввакум, не отрывая глаз от
карт.
Сяо продолжал стоять.
- Идите ради бога, чего вы медлите! - тихо заметил Смит.
Остальные игроки бросили на стол карты, встали все как по команде и быстро вышли.
"Уж не дал ли о себе знать настоящий Шеленберг из Парижа?" - подумал Аввакум и вздрогнул.
- Я к вашим услугам, сударь, готов вас проводить
к господину Дексу! - сказал Сяо. Голос у него был
ровный, как нитка.
"Он хочет сказать: изволь подняться и идти впереди меня",- подумал Аввакум.
- Прекрасно, Сяо,- усмехнулся Аввакум. И весело
добавил: - Если графу угодно танцевать, Фигаро ему
сыграет, не так ли?
Сяо стоял все с тем же каменным лицом.
- Что ж, пойдем! - со вздохом сказал Аввакум.
Вечером, при помощи специальной авторучки, оставляющей невидимые буквы, он сделал в своем дневнике первую запись. Пауль Шеленберг, Жан Молино, Мюнхен, Нанси - все это превращалось в какой-то хаос. А со своей записной книжечкой - хотя бы с нею - он мог быть вполне откровенным, мог оставаться самим
собой, Аввакумом. В хаос дневник вносил какой-то порядок, действовал успокаивающе. Он давал возможность хоть на время избавиться от шеленбергов, молино и немного сосредоточиться, собраться с мыслями.
30 июля, вечер. Пересекаем Северный тропик. Днем было душно, влажно, тихо, а сейчас дует сильный северо-восточный ветер. Железную улицу захлестывают волны. Качает. И не на шутку, дьявол его возьми, как сказал бы Шеленберг.
Этот Шеленберг не выходит у меня из головы. Когда я поднимался по трапу, а японец шел следом за мной, я думал: "Почему я не покончил с ним, с этим Шеленбергом? Подбросил бы лишнюю таблетку в тот стакан с водой, и дело с концом! Он бы уснул на веки вечные!" А сейчас думаю по-другому: "Хорошо, что я этого не сделал!" Убивать при помощи таблеток - в этом есть что-то подлое. Убивать, делая вид, что лечишь! Нет, черт побери, это не в моем вкусе, меня всю жизнь не покидало бы гадкое чувство!