…Отдых мой был недолог. Да и трудно назвать отдыхом сон, в котором мерещились огненные разрывы гранат, горящие фигуры людей, стоны, хрип, крики. Когда оперативный дежурный коснулся моего плеча, я мгновенно вскочил, протер глаза и с изумлением увидел, что майор Кривопиша был на своем обычном месте в штабном автобусе. Судя по его виду, никакой «сабантуйной» ночи и не было. В автобусе пахло плавленым сургучом. «Очнулся? — спросил майор. — Расписывайся! Серия „К“ — лично командиру корпуса. Боевое донесение комбрига. О прибытии в штаб корпуса доложишь по телефону. Оттуда привезешь документы, какие дадут в оперативном отделе. Перед выездом позвонишь. Давай карту: вот маршрут, — прочертил красным карандашом. — Рощи объезжай: в них могут быть бродячие фрицы. Бигельдинов с пикапом и два автоматчика ждут около автобуса. Всё ли понял?» — «Так точно!» — «Повтори!» Я повторил. «Правильно! — и, посмотрев на часы, кивнул: — Действуй».
Осмотрев пакет, я вышел из автобуса и сразу увидел пикап. Ко мне четко подошел шофер и доложил: «Товарищ младший лейтенант! Ифрийтор Баязит Бигельдинов прибыл в ваше распоряжение». Ефрейтор был невысок, ловок в движениях. По его акценту и чертам лица я понял, что он по национальности татарин. Синий комбинезон, видневшийся из-под аккуратной шинели, делал его похожим на кавказскую девушку в шароварах. Рядом с машиной стояли два автоматчика. Один из них, высокий блондин, лет тридцати с пышными пшеничными усами, чисто выбрит и подтянут. На нем всё тщательно подогнано — от шапки-ушанки до кирзовых сапог. Над срезом воротника гимнастерки — ослепительно белая полоска. Позже я узнал, что подворотнички он менял ежедневно, в любой обстановке. Фамилию его я, кажется, так и не узнал, потому что в штабе его все, вплоть до командира, звали «Иван Семеныч». А причина тому — особое уважение этого парня к народному артисту Козловскому, о котором он мог говорить без конца. У него был приятный лирический тенор, и он постоянно участвовал в бригадной и даже корпусной самодеятельности. «Иван Семеныч» был культурен в обращении. От «сабантуйных» дел он не отказывался, но и не напрашивался на них. Под бомбежками и обстрелами вел себя достойно.
Другой автоматчик — командир отделения младший сержант Васин, бывший тихоокеанский моряк (мотопехота бригады была укомплектована из морской пехоты Тихоокеанского флота). Рослый брюнет с волевым подбородком, бледноватый после тяжелого ранения под Богодуховом, где бригада отражала контрудар эсэсовских танковых дивизий. Он и теперь ещё прихрамывал. Васин — неизменный участник смелых операций, не раз ходил с разведчиками в тыл гитлеровцев. Имеет боевые награды. Уважает майора Кривопишу не менее, чем флотского офицера, был с ним рядом прошлой ночью. Бригаду называет «морской». В вещевом мешке носит пару тельняшек и бескозырку. При выписке из госпиталя добился, чтобы его отправили в прежнюю часть. С моряками считает возможным сравнивать только танкистов (впереди всех идут в атаку) да «рази што» артиллеристов Деревянко. Опасности, страха и другой «психологии» не признает и презирает тех, кто об этом заводит разговор. Мечтает вернуться в мотострелковый батальон, где можно, надев бескозырку, ходить в штыковую атаку на эсэсовцев, в которой ни раненых, ни пленных не бывает…