.
Пожав руку Васину, комкор и сопровождающие двинулись дальше, а я на несколько минут остался со старшим сержантом. «Вот и свиделись, товарищ лейтенант, вот и свиделись, — повторял он радостно, встряхивая мою руку. — Значит, поживем ещё и повоюем. Только скажите там начальству — вы к нему поближе: не любит, мол, сержант Васин сидеть в обороне. Надоела она ему в сорок первом, ох как надоела! В наступление бы опять поскорей! Так скажите об этом начальству обязательно, товарищ лейтенант…»
Была в словах этого парня лютая ненависть к войне и страстная жажда увидеть её конец. Мне всё время казалось, что у Васина, как и у многих других, есть свои, особые счеты с войной.
Обходя оборону, генерал встретился с пулеметчиком Летутой. Скворцов поблагодарил младшего сержанта за отличные действия в бою за Иванковцы, осмотрел позицию, прикинул дистанцию до ориентиров и, кажется, поразил Летуту меткостью своих замечаний. Как бы поясняя, откуда у него детальное знание пулеметного дела, сказал: «Вы знаете, в гражданскую войну я начинал службу станковым пулеметчиком. На курсах нас обучал пулеметному делу бывший унтер-офицер, Георгиевский кавалер Иван Панфилович Лузгин. На выпускном экзамене задал он мне вопрос: для чего служит спусковая тяга? Товарищ Летута, слушайте, правильно ли я тогда ответил? Спусковая тяга в пулемете системы „максим“ служит для вывода шептала нижнего спуска из-под боевого взвода лодыжки». Подойдя к пулемету, он поднял крышку, вынул затвор и показал все действия. «Товарищ гвардии генерал! За этот ответ — пять», — отчеканил Летута. Скворцов улыбнулся: «Тогда я был юнцом, не старше, Григорий Яковлевич, вашего офицера связи. Сколько вам лет?» — спросил он меня «Восемнадцать!» — «Да, почти столько же. Мне было тогда семнадцать».
Побывали в танковом полку. Он стоял в двух-трех километрах от переднего края обороны, готовый контратаковать противника, если тот вклинится в нашу оборону. Комкора встретили подполковник Журавлев, майоры Загорайко и Мананников. Журавлев доложил о состоянии полка: в строю — девять танков, в текущем и среднем ремонте — шесть, требуют капитального ремонта — восемь, безвозвратные потери — девять танков. Майор Загорайко рассказывал о самоотверженности танкистов в бою, о росте числа заявлений с просьбой принять в партию и комсомол.
Я всё время искал глазами Филимонова, а сердце сжималось: жив ли? Однажды мне показалось, что около замаскированного танка мелькнула его фигура. Как раз подполковник Журавлев пригласил всех на обед, и я попросил у Борисенко разрешения сходить в «свою» роту. «Хорошо, что любишь и не забываешь танкистов, — ответил комбриг. — Полчаса хватит?» Я кивнул, и получив разрешение, побежал к танкам. Сколько радости было в нашей встрече! «От-то хорошо! — вскричал Филимонов, увидев меня, и с раскрытыми объятиями пошёл навстречу. — Безуглов тебя уже заметил среди начальства, хотел сбегать — на обед позвать, да я сказал, что ты сам придешь. Вон, гляди, они и котелок для тебя успели приготовить».