— У других десятилетних в головах нет ничего путного, — заявила Лорри. — Только бейсбол, видеоигры да «Покемоны».
— Я не видел от него любви, но, по крайней мере, он уберег меня от злобного и мстительного Виргильо… и научил меня всему, что умел сам, а ведь именно благодаря своему мастерству он стал клоуном-легендой.
По комнате разнесся грохот.
Носач и Кучерявый ацетиленом вырезали стальную дверь, и она вывалилась на верхнюю лестничную площадку.
— Мне пора браться за дело, — Панчинелло встал. Его злость и ненависть разом исчезли, словно кто-то передвинул рычажок реостата, лицо осветила теплая улыбка. — Но ты не волнуйся, Джимми. Когда все будет закончено, я защищу тебя. Я знаю, мы можем тебе доверять, ты нас не выдашь. С сыном Руди Тока ничего плохого не случится.
— А как же я? — спросила Лорри.
— Тебя придется убить, — без запинки ответил он, улыбка поблекла, лицо превратилось в маску, из глаз исчезло сострадание.
Хотя все зло безумно и иной раз безумие может казаться забавным с безопасного расстояния, лишь некоторые безумцы обладают чувством юмора. Если Панчинелло и был одним из них, то в данной фразе чувство это отсутствовало напрочь. Говорил он совершенно серьезно, и я верил, что он спасет меня, но убьет Лорри.
Он повернулся ко мне. И вновь настроение его переменилось. Из глаз исчез холод, лицо ожило. Теперь он светился благорасположением: обаятельная улыбка, дружелюбный взгляд.
— Лорри — моя невеста, — сказал я ему.
Улыбка стала шире, просто ослепляла.
— Фантастика! Вы составите идеальную пару.
Уверенности, что он меня понял, не было, поэтому я уточнил:
— Мы собирались пожениться в ноябре. Хотели бы, чтобы ты приехал на свадьбу, если такое возможно. Но свадьбы не будет, если вы ее убьете.
Улыбаясь, кивая, он обдумывал мои слова, а я ждал, затаив дыхание.
Наконец он заговорил:
— Я хочу только счастья сыну Руди Тока, который спас моего отца и меня. С Носачом и Кучерявым могут возникнуть сложности, но мы все уладим.
— Спасибо, — вырвалось у меня.
Он повернулся к нам спиной и зашагал к лестнице.
Лорри не хотела демонстрировать слабость, но не смогла подавить дрожь облегчения, от которой застучали зубы.
Когда Панчинелло отошел достаточно далеко, она шепнула мне на ухо:
— Давай договоримся сразу, пекарь. Я не назову нашего первенца ни Конрадом, ни Бизо.