— Запомни, Тристан, теперь ты принадлежишь Тьме!
С тех самых пор Тристан уже никогда ничем не болел, а, наоборот, чудно расцвел и похорошел. Его воспитал дед — граф де Шуазель, потому что в ту же злополучную ночь, когда мать юного шевалье де Вильфор бесследно сгинула на болоте, куда вроде бы отправилась за травами для сына, господин Ральф сорвался с обрыва и погиб. Так Тристан унаследовал все состояние своей семьи, получил дар покойного колдуна и вступил на страшную стезю черного воина, против собственной воли уготованную ему силами Тьмы.
Тристан заботливо поправил гофрированную трубку, врезанную в дыхательное горло старого священника еще в машине «скорой помощи», и испытующе заглянул в его бессмысленно приоткрытые глаза, вкладывая в свой взгляд всю доступную ему гипнотическую силу.
«Не вздумай умереть! — мысленно приказал стригой. — Заруби себе на носу, ты нужен мне живым. Ненадолго, но все-таки нужен!»
Старик мучительно застонал, видимо обостренной интуицией умирающего частично прочитав, а частично угадав эгоистичные мысли стригоя. Пунктир его пульса, усиленный электронным зуммером, зачастил и начал сбиваться. Ответить Тристану он не смог, потому что его горло и грудь сейчас оказались не способны дышать (это за него проделывал серый ящик подключенного к пациенту прибора) и практически ему не принадлежали.
— Конец? — угрюмо спросил высокий тощий реаниматолог.
Но де Вильфор упрямо мотнул головой, не желая уступать смерти столь ценную добычу, предназначенную только ему, и никому больше.
— Какой протромбин? — поинтересовался он.
— Семьдесят, — сугубо по-деловому ответила медсестра.
— Сколько не сворачивается?
— Десять минут.
— Ждем еще пять и начинаем операцию, — хирург оценивающе поджал губы. — Кровь бурая и пенистая, а не чисто-алая, значит, смешанная, пополам с мышечной. Брюшную стенку пальпировали?
— Сделали даже лапароцентез, — услужливо откликнулся ассистент, — но в брюшной полости ничего интересного не нашли. Кишки целы…
— Это безнадега, — язвительно хмыкнул реаниматолог, самозабвенно ревновавший свою операционную бригаду к этому пижонистому доктору-французу, — он умрет…
— Сам ты безнадега, — ехидно парировал Тристан, — причем во всех отношениях. — Де Вильфор с детства ненавидел представителей своего пола, ибо они всегда являлись соперниками: пытались отнять у него игрушки, а позднее — влияние, деньги и женщин.
Соперник стушевался и замолчал.
— Какое давление? — Тристан снова склонился над стариком, улавливая исходящие от него эманации страха перед надвигающимся небытием. Стригой иронично ухмыльнулся, привычно пряча свою улыбку от людей. «Вот так всегда и случается в мире смертных, — резонно подумал он, — служители Бога лицемерят, воспевая милости своего покровителя. А на самом деле они сами мало веруют в рай и отнюдь не торопятся на встречу со своим создателем. И после этого они еще смеют осуждать нас…»