А снег все падал и падал, затейливо кружась, косо ложась на парапеты набережной и собираясь там в имеющие неправильную форму кучки. Снег — полноправный хозяин этого сырого, промозглого, чуждого французскому врачу города. Красный круг низко висящего солнца, тусклый и блеклый, подкрашивал багрянцем серые пласты туч. Ржавая вода застыла на черных провалах уличных канализационных решеток, образовав кривую пародию на зеркало. Тристан шел домой, собираясь немного поразмыслить на досуге и выработать тактику своего последующего поведения. В общем-то, ему досталась весьма неплохая двухкомнатная квартирка, находящаяся в близости к автобусной остановке. А если не полениться и пройтись пешком, то за десять минут можно добраться до станции метро, возле которой, по старому польскому обычаю, расположился стихийный мини-рынок. Пешие прогулки стригой любил, а вот гостиницы недолюбливал, находя их излишне шумными и опасными. Поэтому он и присмотрел себе оную тихую квартирку, избавившись от кучи проблем разом. Никто не лез в его личную жизнь, не досаждал вниманием и не знал его адреса, потому что Тристан специально умолчал о месторасположении своего убежища, предпочитая сообщаться с больницей посредством сотового телефона. Но сейчас он почти бегом проследовал к метро, спасаясь от разбушевавшейся стихии. Окинув взглядом истинного философа примыкающую к подземке небольшую площадь, хирург мимоходом оценил грубоватый колорит столпившихся под клеенчатым навесом бабулек, разложивших на картонных коробках свой немудреный товар: семечки и сигареты. Обозрел громогласных торговок сморщенными пирожками и беляшами, издававшими стойкий запах собачатины, а также фасад угрюмой забегаловки, в которой толпился неопрятный безработный люд, потягивая кислое, беззастенчиво разбавленное водой пиво. Он миновал свору ярких, проворных, словно сороки, цыганок, укутанных в пуховые шали, но испуганно шарахнувшихся при приближении стригоя.
Видимо, эти примитивные поклонницы древних богов были восприимчивее других людей и интуитивно чувствовали его истинную природу. Он снисходительно осмотрел цветочные и продуктовые павильоны, где вовсю орудовали носатые кавказцы и обиженные на жизнь провинциалы, и проигнорировал лотки, заваленные новейшей аудио- и видеопродукцией, оперативно украденной и некачественно растиражированной предприимчивыми русскими пиратами. Право же, эти люди с их мелкими низменными заботами и такими же мелкими идеалами совершенно не стоили его внимания. Тристан до глубины своей двухвековой души презирал этот бестолковый человеческий мир, казалось так и кричавший во всеуслышание: «Мы пища, мы всего лишь пища». Да, для него люди стали только пищей. Вместилищем вкусной крови, и ничем иным…