Голубые шинели (Бранде) - страница 41

Одной рукой я зажимал ему рот, а другой удерживал листок с каракулями у него перед глазами так, чтобы он мог прочитать, что там написано. Он было дернулся и застонал, но потом, пробежав глазами мои строчки, тихо кивнул головой, а я, отняв руку от его рта, длинным поцелуем впился ему в губы, потом отлепился от него с звонким причмокиванием — чтобы у того, кто будет нас слушать, не возникло никаких вопросов по поводу неожиданной паузы.

— Видишь, Вадя, как я тебя люблю, — кокетливо сказал я, но лицо мое было серьезным.

Майор сделал мне знак рукой, что мол он принимает игру и пошел на кухню разогревать ужин.

— Ты, поди, есть хочешь — вы ж с пацанами, небось, только пили. А покормить тебя никто не догадался.

— И опять ты угадал, — отозвался я, — зато вот, смотри, что я тебе приволок, — с этим словами я достал из сумки бутылку «Джони Уокер», подаренную мне дипломатом.

— Ты гляди-ка, — как ребенок обрадовался Вадим, — гляди — настоящие виски! Вот это да! Ну садись, — сказал он, накладывая мне в тарелку макарон и горячих котлет.

Как ни странно — хоть и было уже почти утро — но при виде вкусно пахнущей еды у меня разыгрался нешуточный аппетит. Пока я уминал свою порцию, майор принес бумагу и тоже на листе написал:

— Что случилось?

— Это очень серьезно, речь идет о моей жизни, но говорить у тебя опасно — где-то тут микрофон, — написал я.

— Кто за этим стоит? — снова написал майор.

— Ты и сам знаешь. — ответил письменно я.

— Полковник?

— Да.

После этого обмен записками закончился, и майор, внимательно глядя на меня, вдруг начал нести какую-то ахинею.

— Как славно, Тимоша, что ты пришел, а я уж ревновать тебя начал — думаю, мальчик молоденький, смазливенький, польстится, прости Господи, на чужую задницу, ты уж, Тимоша, потерпи, пока мы вместе, знаешь, ведь эти все мужики с улицы — у них там и СПИД, и сифилис, и гонорея. Ты уж пожалей мои седины, не хочется как-то на старости лет по врачам бегать.

Я сначала с изумлением уставился на него, мол, ты совсем свихнулся, чушь такую нести, а потом, глядя на хитрую его улыбку, сообразил, что он продолжает разыгрывать спектакль, и тоже включился.

— Да ладно, Вадя. Ты у меня самый смачный мужик. Кто мне еще нужен, и потом, не боись, я ж не дурак, если вдруг кто-то нападет на меня в темном переулке — у меня ж всегда с собой презерватив.

И, не выдержав идиотизма ситуации, мы оба заржали в голос.

— Ой, ну тебя, — махал руками, заливаясь от смеха майор, — ну уморил, ладно, давай отведаем твоего «Джони Уокера» —.с этими словами он налил нам по стопочке дорогого иностранного напитка, пригубил чуть-чуть, и застонал от блаженства, — да! Вот это напиток!