– Но и глубоко не вспашет. Кто у нас самый молодой был в отряде, а? – не отставал майор. – Славка Званцев? Помнишь, как ребята его иначе, чем салагой и не звали?
– Ну и что?
– А то, что ему через две недели полтинник. Отмечать будет.
– Да брось! Ему – пятьдесят? – Батя поморщился, и вдруг замолчал, задумался, словно стал считать впервые за долгое время – а ему-то самому, получается, сколько лет?
Балагур тоже примолк.
– Слушай, Серега. А ведь у нас выборы в будущем году, – задумчиво протянул Середин. – Как думаешь, возраст ведь политику не помеха? Вон Фидель, например, еще и после ядерной войны, говорят… Выберут ведь?
– Если претендент не объявится, выберут тебя, Акела, выберут. А вот если появится молодой волк…
Президент задумался. В свое время он сам вписал в конституцию Первомайской республики пункт, по которому на выборах претендент на это самое скрипучее президентское кресло должен был бросить личный вызов действующему правителю. Тогда, разумеется, и речи никакой не шло о том, что могут появиться какие-то там претенденты, и Николай Михайлович Середин, отец народа, казался вечным, как бронзовые статуи партизан. А сейчас вот бронза покрылась патиной, суставы прихватывал ревматизм, а седых волос давно уже стало больше, чем русых.
Акела постарел.
А ну как кто и правда бросит вызов?
– Зря волну гонишь, Серега, – тряхнул он седой головой, чтобы избавиться от тревожного зуммера в черепе. – Да и нахрапа одного маловато. Надо, чтобы народ этого претендента поддержал. Инициативная, так сказать, группа нужна. А кого народ поддержит? Вот то-то. Народ он за меня горой. Я ведь Батя? Батя.
– Ничего, скоро Дедом будешь, – ехидно улыбнулся Балагур, глядя на товарища сквозь стакан. – После сегодняшнего-то.
– А что сегодня? – нахмурился Середин.
– Сегодня Акела промахнулся. Если бы не пацан этот, Князев, не сидели бы мы тут с тобой. Ну, я бы, может быть, и сидел, а ты гарантированно лежал бы в гробу. С венком, конечно, с бумажными цветами там, а башка тряпочкой прикрыта, чтобы детей и беременных не пугать. И ведь что главное: не я один видел, как ты оплошал, а мальчишка этот, Князев, молодцом оказался. Люди видели. И запомнили.
– Что ты мелешь? – воскликнул, теряя самообладание, Батя.
– Ты еще вспомни, кто этот пацан, – как ни в чем не бывало, гнул свое майор. – Так что два в одном: и герой, и…
Президент открыл было рот, чтобы возразить, но вместо этого схватил бутылку и надолго присосался к горлышку…
Занятый своими мыслями, Игорь шагал по шпалам знакомого до мелочей межстанционного перегона между Первомайской и Щелковской. Он по нему даже с завязанными глазами прошел бы, а уж в тусклом свете редких фонариков, укрепленных на своде через каждые несколько десятков метров, переход и вовсе превращался в приятную прогулку.