…Старая корова. Это ее вина, все плохое, что бы ни произошло с тобой, — это ее вина… начиная с прекрасного розового платья.
Она шила его для тебя и работала за швейной машинкой весь день в том холодном мокром сентябре. Когда оно было закончено, ты надела его, мамочка причесала твои волосы и вплела в них ленту.
«Я только заскочу к ней, а потом покажу тебя бабусе Розе», — сказала мамочка, и она заскочила, но вернулась рассерженная, потому что бабуся Роза спала и не услышала, как она постучала в окно.
«Подожди полчаса, — сказал папочка, — может быть, она к тому времени проснется». Он и сам наполовину спал, лежа в постели на подушках, белый и тонкий. Так что мамочка осталась с ним наверху, подала ему лекарство и начала читать книжку, потому что он был так слаб, что книжку держать не мог.
«Оставайся в гостиной, детка, и постарайся не запачкать платьице».
Ты сделала то, что тебе велели, но все равно плакала. Разумеется, ты расстраивалась не потому, что не увидишь бабусю Розу, а потому, что знала — пока она разговаривает с мамочкой, ты могла бы выскользнуть по коридору в сад, чтобы показать платье Тэсси прямо сейчас, пока оно новехонькое.
Но почему нет? Почему не накинуть пальто и не сбегать через дорогу? Мамочка не спустится еще полчаса. Но нужно спешить, потому что в половине седьмого Тэсси всегда ложится в постель. Тетя Рин была очень строга с этим — «почтенный рабочий класс», говорила мамочка, — и независимо от того, что это значило, тетя Рин могла позволить тебе войти в спальню Тэсси, но никогда не позволила бы ее разбудить.
Ну зачем, зачем, зачем ты пошла?
Элизабет Крайлинг вышла из магазина и машинально, натыкаясь на прохожих, пошла к повороту на Глиб-роуд. Такой долгий путь мимо ненавистных кучек песка, которые в этом освещении были похожи на могилы в пустыне, такой длинный-длинный путь… И когда ты добралась до конца пути, оставалось только одно дело.
В слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке…
Второе послание к Коринфянам; 6:7
Когда Арчери вернулся в «Оливу и голубку», в холле на столе его ожидало письмо с почтовой маркой Кендала. Он непонимающе разглядывал его, потом вспомнил. Полковник Космо Плешет, командир Пейнтера.
— Что теперь? — спросил он Чарльза, когда Тэсс поднялась наверх, чтобы лечь.
— Не знаю. Они собираются сегодня вечером вернуться в Пели.
— Мы сегодня вечером вернемся в Трингфорд?
— Не знаю, отец. Говорю тебе, не знаю. — Чарльз остановился, раздраженный, розоволицый, несчастный. — Я пойду извинюсь перед Примьеро, — сказал он, ребенок, вспомнивший о манерах. — Чертовски грубо было вести себя так с ним.