— Послушайте, — сказала она, — он хочет священника или что-то в этом роде. Он до вашего появления все просил. Он говорил: дайте отца Чивертона, словно знает, что уходит.
— Правда? — Берден остро взглянул на доктора Крокера.
Тот кивнул. Умирающий был уже накрыт, под головой лежал свернутый плащ.
— Он говорил об отце Чивертоне. Честно говоря, меня больше беспокоило его физическое, чем душевное состояние.
— Значит, он — из Красного Креста?
— Господи, нет. Вы, полицейские — кучка атеистов. Чивертон — наш новый викарий. Вы что, не читаете местный листок?
— Из отцов церкви?
— Очень важная персона. Коленопреклонение, благодарственный молебен и прочий джаз. — Доктор кашлянул. — Я сам — конгрегат.
Берден пошел к перекрестку. Лицо мужчины было белым в желтизну, но открытые глаза смотрели внимательно. С небольшим удивлением Берден увидел, что он очень молод, не более двадцати.
— Чего-нибудь хочешь, парень? — Он знал, что доктор уже сделал ему обезболивающий укол. Наклонившись, инспектор закрыл его от любопытных. — Ну, через минуту мы тебя увезем, — солгал он. — Можем мы что-нибудь для тебя сделать?
— Отца Чивертона… — был еле слышный шепот, столь же бесстрастный и бесчувственный, как порыв ветра, — отца Чивертона… — Судорога пересекла угасающее лицо. — Исповедаться… искупить…
— Кровавая религия, — сказал врач, — не может даже позволить человеку умереть в мире.
— Вы, наверное, ценный вклад для конгрегатов, — цапнул его Берден. — Он, очевидно, хочет исповедаться. Полагаю, в англиканской церкви принимают исповеди?
— Да, если вы представляете себе, что это такое.
Берден бросил на него убийственный взгляд.
— Не сердитесь на меня, — мягко сказал врач. — Мы посылали за Чивертоном, по и он, и его помощник на какой-то конференции.
— Констебль Гейтс! — Берден нетерпеливо окликнул человека, записывавшего адреса. — Смотайтесь в Стоуэртон и притащите мне… э… викария.
— Мы уже пытались найти викария в Стоуэртоне, сэр.
— О господи! — тихо сказал Берден.
— Извините, сэр, но сейчас на встрече со старшим инспектором священник. Я могу отправиться в участок и…
Берден вздернул брови:
— Давай, да быстро…
Он пробормотал что-то утешительное для мальчика и направился к девушке, которая начала всхлипывать.
Она плакала не от того, что наделала, а от того, что увидела два часа назад. Прошло уже два или три года этого, как она его называла, «неусыпного кошмара» — хотя одно время кошмар был более реален, чем действительность, — а плакала она потому, что он грозил начаться снова и средство, которое она попробовала, не стерло видений.