– Все члены нашей семьи люди трудолюбивые, мадам, – сказал он и так взволновался, что чересчур порывисто вскинул голову и ударился о капот. Удар оказался болезненным, однако миссис Гомец расхохоталась – этим ее резким, пронзительным, животным хохотом, – и Джордж тоже старательно засмеялся, потирая красную шишку на затылке.
Мария была девушкой миниатюрной и пугливой, она приехала в город с двумя сумками, без единого английского слова за душой и без какого-либо знания жизни – той жизни, что течет за пределами деревни. Миссис Гомец она понравилась настолько, что Мария получила от хозяйки разрешение ночевать на кухне.
– О чем они разговаривают в доме – мадам и ее подруга-иностранка? – спросил Джордж у сестры, когда она принесла в его комнатку ужин.
– Я не знаю, – ответила Мария, накладывая на его тарелку рыбу под карри.
– Как это ты не знаешь?
– Я не прислушивалась, – ответила она тоненьким от всегдашнего страха перед братом голосом.
– Так прислушивайся! Мало просто торчать в доме и кланяться точно кукла: «Да, мадам», «Нет, мадам»! Будь побойчее! И держи ухо востро!
В одно из воскресений он сводил Марию в кафедральный собор, на мессу. Все работы на стройке приостановили, чтобы люди могли войти в храм, но, оказавшись возле него, Джордж понял, что под вечер их возобновят, к этому все было готово.
– А почему мадам на мессу не пошла? Разве она не христианка? – спросила Мария, когда они выходили из собора.
Он тяжело вздохнул:
– Богатые что хотят, то и воротят. Не наше это дело – лезть к ним с вопросами.
Вскоре Джордж заметил, что время от времени миссис Гомец беседует с Марией. Женщиной она была открытой, великодушной, различий между богатыми и бедными не делала и потому стала для Марии не просто хозяйкой, но доброй подругой. Именно на это он и рассчитывал.
Распивочную он больше не посещал, проводя вечера в прогулках, сидении у радиоприемника или размышлениях. Он думал: на следующий год Марию можно будет выдать замуж. Положение она теперь занимает завидное – кухарка в доме богатой женщины. Мужчины их деревни в очередь к ней выстроятся.
А после, прикидывал Джордж, можно будет жениться и ему, он слишком долго откладывал это – из горечи, бедности и стыда. Да, пора уже завести жену и детей. И все-таки его грызли порожденные знакомством с этой богатой женщиной сожаления: ведь он мог бы распорядиться своей жизнью и получше.
– Вам повезло, Джордж, – сказала ему однажды вечером миссис Гомец, наблюдавшая за тем, как он протирает машину влажной тряпкой. – У вас чудесная сестра.
– Спасибо, мадам.