Юноша все понял: кивнул, достал бумажник, одну за другой уронил на колени Ратны три бумажки по пять рупий.
– Это за что?
– Вы же сказали, что даром мне помогать не станете.
Ратна засунул деньги в его нагрудный карман:
– Не надо так со мной разговаривать, приятель. До сих пор я помогал тебе – и что получил? Я просто исполнял мой человеческий долг, не забывай об этом. Мы же с тобой не родня, у нас нет общей крови.
Юноша молчал.
– Послушай! Я не могу так и таскаться с тобой от доктора к доктору. Мне нужно дочерей замуж выдать, а я не знаю, где взять приданое…
Юноша повернулся к Ратне, прижался лицом к его ключице и зарыдал; губы его терлись о ключицу, потом начали целовать ее. Пассажиры смотрели на них во все глаза, а Ратна смутился до того, что и слова не мог выдавить.
Прошел еще час, и на горизонте замаячили очертания черного форта. Мужчина и юноша вместе сошли с автобуса. Мужчина постоял на обочине дороги, дожидаясь, когда юноша просморкается. Он смотрел на черный прямоугольник форта и ощущал отчаяние: кто, как, когда и где решил, что Ратнакара Шетти обязан помогать сыну торговца фейерверками? И в этот миг ему явилось на фоне черного форта видение белого купола, он услышал согласное пение калек. Ратна сунул в рот биди, чиркнул спичкой, затянулся.
– Пойдем, – сказал он юноше. – До моего дома еще топать и топать.
День шестой (вечер): Баджпи
Баджпи, огромный лесной район Киттура, был назван отцами-основателями «легкими города», и это позволило в течение тридцати лет ограждать его от алчности застройщиков. Великий лес Баджпи, который простирался от Киттура до самого Аравийского моря, граничил со стороны города с «Мужской индусской школой Ганапати» и примыкавшим к ней маленьким храмом Ганеши. Вблизи храма проходила улица Епископа, единственное здесь место, где разрешалось строить дома. За улицей лежала пространная пустошь, а за пустошью поднимался темный частокол деревьев – лес. Обитатели улицы Епископа, когда их навещали жившие в центре города родственники, обычно располагались с ними на террасах или балконах, наслаждаясь прохладным ветерком, которым вечерами тянуло от леса. И гости, и хозяева любовались цаплями, орлами и зимородками, взлетавшими над темной массой леса и возвращавшимися в нее, точно кружащие в великанском мозгу мысли. Солнце, к этому времени уже опускавшееся за лес, горело в узких прогалах листвы оранжевым и охряным огнем, словно подглядывая из-за деревьев, и у зрителей возникало отчетливое впечатление, что кто-то наблюдает за ними из леса. В такие мгновения гости обыкновенно принимались уверять обитателей Баджпи, что они – счастливейшие люди на свете. В то же самое время многие полагали, что, если человек построил для себя дом на улице Епископа, значит, у него имелась причина убраться подальше от цивилизации.