Выпили. Снова помолчали. На сером экране в углу кабинета директор СИБа пристально смотрел в дуло пистолета.
* * *
— Ну, с Богом, — шумно выдохнул Эдуард, и допил остатки водки.
— Что-то мне не по себе, — глядел мутными глазами на экран стажер, — жарковато у вас.
— Вот сейчас, — ласково сказал Эдуард, — и прогуляешься по свежему воздуху.
— Следить за кем-то надо?
— Нет. За водкой сходишь.
— Ой, я столько пить не могу.
— Во-первых, стажер, тебя никто о количестве водки, которую ты можешь выпить, не спрашивает. Во-вторых, принесешь ты ее мне. После чего свой рабочий день можешь считать оконченным.
— А как же господин Танасе?
— Сколько мы с тобой здесь сидим?
— Двадцать минут пятьдесят две секунды. Пятьдесят три уже. Пятьдесят четыре…
— Умница. Дотошный. Сразу видно, наш человек. Только вот напрягаешься зря. Стреляться он не будет. Посидит с пистолетом, да обратно положит.
— Точно? — с надеждой взглянул на него стажер.
— Конечно, — успокоил его Эдуард, — я ведь начальника своего хорошо изучил. И ты, когда на службу возьмем, меня хорошо изучишь. На том и стоим.
— На ком?
— Неважно. Бери десять леев, и неси водки. И закусить чего-нибудь.
— Она же дороже стоит.
— А ты что-нибудь придумай. Ты же будущий разведчик.
После того, как стажер ушел, Эдуард вынул из видеомагнитофона кассету, и поставил новую. Камеры скрытого наблюдения показывали, что в кабинете Танасе ничего не изменилось. Майор с любопытством посмотрел на экран. Ему было безумно интересно: застрелится Танасе, или нет. Ведь такое с директором СИБ случалось впервые: подчиненные знали его, как человека уравновешенного и спокойного.
Наконец, тихо вздохнув, Танасе отвел от лица дуло пистолета, встал, и положил оружие обратно в сейф. Эдуард удовлетворенно хмыкнул, и посмотрел на себя в зеркало. Там, в обрамлении пятен от зубной пасты, помады, жирных пальцев, сидел на стуле невысокий плотный мужчина с красным от регулярной выпивки лицом. По носу, от горбинки к ноздрям, сбегали две синеватые прожилки. Над верхней губой топорщились редкие усики: бриться Эдуард не любил. Мужчина в зеркале поправил прическу опухшими пальцами, и почесал за ухом.
— А я еще очень даже ничего, — задумчиво сказал Эдуард, и придвинул стул поближе к зеркалу, — только вот нос чересчур волосатый. Да и… уши, — точно, уши тоже волосатые.
Напевая песню «Драгостя дин тэй» (Эдуард знал, что она бесит Константина Танасе, и поэтому очень любил эту песню) майор подошел к столу, вынул маникюрные ножницы, подсел к зеркалу, и принялся постригать волосы в носу. Было щекотно. Краем глаза майор поглядывал на камеру наблюдения. Эдуарду было очень жалко, что Танасе не застрелился. Конечно, майора на пост главы Службы информации и безопасности не назначили бы (у него не было родственников в парламенте и правительстве), но смерть Танасе означала для всех офицеров службы автоматическое повышение на одну ступень. Это Эдуарда, который засиделся в майорах, устраивало. Но, увы, директор СИБ не застрелился. Задрав голову, Эдуард засунул ножницы себе в ноздрю, и проговорил свою ежедневную молитву, слова, сказанные ему когда-то отцом: