В этом Феликс убедился на собственном опыте, и за свои тридцать лет и три года научился предугадывать человеческое поведение с точностью до кивка головы, потому что, как правило, головой никто просто так, без пользы для себя, не кивал, не говоря уже о более затратных действиях.
Поэтому он не особо прислушивался, что там говорит Гриня. Феликс давно уже понял, что хозяин выжимает из него больше, а платит меньше, чем следует. Но это его не возмущало. Да и что значит «следует»? Если ты считаешь, что тебе следует нечто большее, чем ты получаешь, то найди себе такую работу, на которой тебе будут платить по заслугам. А раз ты такой работы себе не нашел, то кто тебе виноват? Лопай, что дают.
– Ты чего сегодня такой?
Феликс вздрогнул. Он не заметил, как из мастерской вышел Леня и тоже остановился у порога.
Леня приехал в Париж из Петербурга год назад. Он учился в Высшей технической школе, получал неплохую стипендию, и Гринина автомастерская была для него не источником существования, а лишь местом обычной студенческой подработки.
Выглядел Леня просто-таки мультяшным хлипким очкариком, но характер у него был как сталь. Сколько Гриня ни пытался поднажать на него в том смысле, что нормальный пацан – ты ж, Леонид, нормальный пацан, правильно? – должен зароблять побольше, а над книжками мозги сушить поменьше, – эти атаки не имели ни малейшего успеха. Леня сам знал, сколько времени ему требуется для учебы и сколько для работы.
Гриню такая независимость раздражала, но выгнать Леню ему не позволяла жадность: тот как бог разбирался в сложных электронных мозгах французских машин. Заменить его в этом деле мог только Феликс, но Феликс заменять его в этом деле нисколько не желал и лишь посмеивался, наблюдая, как борются в Грининой душе жадность и хамская вспыльчивость.
– Какой-то ты сегодня растерянный, Феликс, – уточнил Леня. – Что-нибудь случилось?
– Да нет, ничего, – пожал плечами Феликс.
– Как праздник провел?
– Поспал и к старушке одной поехал, комод чинить. Пообщался с соотечественниками. Одна, правда, француженка наполовину, – непонятно зачем уточнил он.
– Красивая? – с интересом спросил Леня.
– Кто? – не понял Феликс.
– Та, что наполовину француженка. Или она и есть старушка?
Леня восхищался француженками, по Феликсову впечатлению, неумеренно. Ну да в девятнадцать лет – почему нет?
– А!.. Нет, она не старушка, – ответил Феликс. – Ей лет примерно… Непонятно, сколько ей.
Он вспомнил летящие черты Марии Луговской. Да, именно летящие; это слово пришло ему в голову сразу и случайно, но оказалось точным. Он с какой-то необъяснимой радостью повторил про себя: летящие черты, ускользающий облик.