– Жалко, что ты не будешь со мной встречать Рождество, – сказал Жан-Люк, когда они вышли на площадь перед Гранд-опера.
– Хочешь, с тетей Мари в гости пойдем? – предложила Нинка.
Правда, предложила не слишком настойчиво. Ну что мальчишке делать у какой-то замшелой русской старушки, с которой собирается встречать Рождество тетушка?
Сама Нинка намеревалась провести на этом празднике жизни не более часа – просто из интереса, что это за штука такая, русские эмигранты в Париже, – а потом отправиться к себе в Латинский квартал.
Конечно, соседка Ангела, да и все однокурсники разъехались на рождественские каникулы по домам, но кто-нибудь в Латинском квартале наверняка ведь остался, и не все же собираются ночь напролет поедать фуа-гра за семейным столом.
Ну, или можно будет пойти на улицу Оберкампф, где на каждом шагу бар с дискотекой. Нинка однажды исследовала эту улицу в компании студентов из Бразилии и сделала вывод, что гульнуть там можно до потери сознания.
Но для детского Рождества все эти варианты, разумеется, не годились, не стоило их Жан-Люку и предлагать.
Нинка вспомнила, как в детстве сердце у нее замирало от одного только предвкушения Нового года. А уж в тот момент, когда били куранты и родители наконец разрешали ей заглянуть под елку, где Дед Мороз загодя оставлял подарок, – сердце у нее не замирало, а чуть не выскакивало из груди.
Сегодня отец позвонил ей так рано утром, что она спросонья долго не могла сообразить, кто это.
– С наступающим Рождеством! – прозвучал его бодрый голос в трубке. – Ты же у нас теперь парижанка, по-европейски празднуешь.
– Спаси-ибо… – пробормотала Нинка. И, яростно зевая, спросила: – А ты чего так рано звонишь, пап?
– Мы с Анжеликой через час улетаем. В Египет. Решили встретить Новый год под пальмами. Дешевле выйдет, чем в Подмосковье под елками.
– Ну так и позвонил бы ближе к делу из Египта, – заметила Нинка.
– Из Египта звонки дорогие, – отрезал отец. – Мы не можем себе этого позволить.
«Конечно, мы лучше Анжелочке кусок кастрюльного серебра приобретем! – сердито подумала Нинка. – Нет, от удара спермы у всех одинаково крышу сносит, хоть ты профессор, хоть кто».
Она вспомнила, с каким веселым удовольствием папа умел тратить деньги, как смеялся над маминой привычкой расписывать расходы на месяц вперед, как, бросив свои записи, мама смеялась тоже и однажды сказала Нинке, что безоглядность прекрасна в мужчинах… Вот она, его безоглядность, – на звонке дочке экономит ради удовольствия какой-то дуры, которая ловко ему дает!
Да, невеселые какие-то мысли потянулись за воспоминаниями о новогодней елочке.