В сентябре 1971 года я тоже был в Москве, как всегда, вел записи наших разговоров с Кожиновым. Через 20—30 лет многие из тогдашних его идей были опубликованы, но какое они имели значение в то время! Об этом могу сказать я и многие его друзья. Из тогдашних своих записей напомню такие:
“Юноши решают общие проблемы (я сейчас уже освободился от этого максимализма), а мудрецы имеют их в виду, но решают частные”; “Сейчас всё стремительно движется вперед, и потому-то надо корректировать это движение, думать: а не теряем ли мы при этом нечто? Нечто необходимое, человеческое?! Нужна определенная “узда”, и в этом смысле “консервативность” становится необходимой. Это не значит останавливать прогресс, он и без нас неостановим”
. Кстати, вспоминается и такой нередко повторяемый Кожиновым афоризм:
“Кто в юности не революционер — тот сухарь, а кто в зрелости не консерватор — тот дурак”.
Позже в 1988 году в КубГУ (ему разрешили там выступить, но никаких публикаций не сделали) он сказал:
“Понятие “прогресс” существует, но одновременно это и регресс, порой катастрофический. Будущее — это тёмная ночь. Прогнозировать его пытались утописты. Понять его можно лишь из прошлого”.
И тогда же он мне рассказал:
“Новый мир” раскололся — часть ушла в “Молодую гвардию”. Если раньше “Новый мир” и “Знамя” были левой и правой колеей, на них играли, то переход в “Молодую гвардию” насторожил — это было нечто более реальное и сильное, чем “Новый мир”. Испугались. А расформировали “Новый мир” не потому, что он делал ошибки, а потому, что на Западе он стал символом советского либерализма”.
Позже, в 1991 году, подробнее об этом рассказал М. Лобанов.
А в 1978 г. Кожинов познакомил меня с А. Ф. Лосевым. Парадоксально, но он взял меня на свою первую и единственную встречу с ним! Было торжественное (хотя и немноголюдное) собрание по случаю его 85-летия, куда Диму пригласил друг юбиляра проф. А. В. Гулыга, кстати, написавший философский отзыв на автореферат моей кандидатской диссертации.
Когда у меня появилась возможность поехать работать за границу (или в ПНР, или в Китай), я посоветовался с Кожиновым. Он, правда, хотел, чтобы я поехал в Китай, “ибо там сейчас многое решается”, но согласился с моими доводами: из Польши я каждый год смогу возвращаться в Россию, там смогу работать над книгой и докторской диссертацией о славянофильстве. Дима сказал, что сам не раз бывал и еще будет в ПНР и может дать мне выходы на крупнейших польских специалистов по русской литературе. С 1985 по 1988 гг. я работал в ПНР в Университете Миколая Коперника в г. Торунь. Часто бывал в Варшаве. Готовя меня к встрече с Польшей, а потом в Москве, когда я возвращался домой или, напротив, ехал в Польшу, а также в Варшаве Дима мне говорил (цит. по своим записям того времени):