С. Г.:
Я всегда был патриотом России. У меня и родители были патриотами России.
В. Б.:
Сегодня все называют себя патриотами — и Чубайс, и Гайдар…
С. Г.:
Ну, эти-то вряд ли называют себя патриотами, у них язык отсохнет от таких слов. Что касается моей истории, она определяется, в первую очередь, тем, что меня так воспитывали родители. В духе преданности интересам страны, интересам общества. И я всегда чувствовал на себе ответственность за все то, что у нас происходит.
В. Б.:
Вы – православный человек?
С. Г.:
Да, конечно. Более того, я сопредседатель Союза православных граждан России.
Но вернемся к нашей патриотике. Во-вторых, я являюсь ученым. Это моя главная сфера деятельности. Я до сих пор серьезно занимаюсь экономической наукой. Работаю в системе Российской академии наук. Как ученый-экономист, я прекрасно понимаю, что у нас происходит, какие закономерности можно и нужно было
использовать для развития страны. Предлагая соответствующие механизмы практического внедрения в жизнь, я, естественно, беру на себя ответственность за их реализацию. А поскольку нынешняя власть далека не только от народа, она бесконечно далека и от науки, мне она оказалась чужда.
Обратите внимание, что среди министров путинского правительства практически нет профессионалов. Нет людей со специальным образованием и опытом работы. Власти реальная наука не нужна. Для того чтобы реализовать свои предложения, я и мои коллеги по экономике должны сами брать ответственность за их продвижение в жизнь. Так я оказался в активной публичной политике на стороне патриотической оппозиции.
В. Б.:
Что интереснее для вас — быть ученым, разрабатывать свои проекты в тиши кабинетов или же быть публичным политиком?
С. Г.:
Ученым быть не только интересней, но и гораздо комфортнее. Но когда твои знания власти не нужны, возникает обязанность самому браться за их воплощение.
Станислав Золотцев • Еще звенят словенские ключи (к 1100-летию Пскова) (Наш современник N7 2003)
Пскову — 1100 лет
Станислав ЗОЛОТЦЕВ
ЕЩЕ ЗВЕНЯТ СЛОВЕНСКИЕ КЛЮЧИ
* * *
“…И стало вдруг видно далеко во все концы света...”. Не знаю, где именно автору “Мертвых душ” пришли в голову эти слова — словно бы выдохнутые сердцем, а не пером написанные. Я же с детства сильней всего ощущаю то, что ими выражено, когда всхожу на стены Изборской крепости... Мне доводилось бывать на памирских вершинах, всходил я пусть и не на самые высокие, но все же могучие гималайские кручи, не говоря уже о том, что сотни раз видел мир с высоты и сквозь иллюминаторы самолетов, и под куполом парашюта, но — это все не то. Здесь, в двадцати верстах от Пскова — иная высота... Поднялся по холму, называемому Жеравьей горой, начиненному девонским плитняком, прошел мимо громадного каменного креста, по преданию, поставленного над прахом Рюрикова брата Трувора, который и основал эту твердыню; по плитяным уступам всхожу на “чело” крепости, потом еще выше, карабкаюсь на башню, круглую, мощную, без всяких орнаментальных завитков и украшений. Огляделся, отдышался, и...