И вот в этом доме увидел книгу Лордкипанидзе. Позабавила вклейка в конце: “Автор просит до прочтения книги (в части тиража) внести следующие исправления” — и следуют исправления. Вишь как, позавидовал я.
Прочел “Горийскую повесть”, из-за того, что в конце почти с изумлением прочел: “И мог ли подумать тогда этот странствующий по большой стране человек, что пройдет сорок лет и о поэме, рожденной в это давнее весеннее утро, бывший школьник из Гори напишет (далее курсив. —
В. К.
):
“Эта штука сильнее, чем “Фауст” Гёте. (Любовь побеждает Смерть)”.
Странник, как догадалась публика, Горький Максим, а школьник из Гори — Иосиф Сталин. Его слова.
Повесть примитивна, в основе (это сказано в сноске) — “подлинный исторический эпизод”.
Горький, трактует Лордкипанидзе, “обходил людей, которые, подобно скотине, пристрастились к своему стойлу, даже головы не поднимут, чтобы на небо взглянуть, чтобы
хоть чем-нибудь отличиться от четвероногих.
Скучно с такими. И
он ушел от этой скуки
” (от русских. —
В. К.
). А здесь, в Грузии, — хорошо. “И женщину любишь так, будто никто до тебя ее не любил”. Тут “словно присутствуешь при сотворении мира, стоишь рядом с Богом”. Бог в тексте с маленькой буквы. Ну это — не вина грузин, у нас в любой “Мурзилке” Бог с маленькой. А вот школьник Петя Крючкин помог пенсионерке Сильвии Поникян выгулять сучку Жучку на сквере им. Павлика Морозова, так тут много с большой буквы. Имена собственные. Вернемся. Далее: Горького восхищает великое (грузинское) содружество природы и человека. “Многобалконная страна”, — вспомнились ему слова русского поэта, некогда высланного в Грузию”. Так как естественно, что для грузин любой русский есть дурак, то и Горький задает идиотский вопрос: для чего же балконы?
— Так, сядешь иногда, на мир поглядишь, — отвечает писателю аробщик.
Далее: “Путнику понравился ответ. Да, такая природа приучает к созерцанию”. Бедные северные леса, вы-то к чему приучаете? Вот не приучаете ни к чему, вот вас и выхлестывают, и увозят в “многобалконные страны”.
Далее следует сцена казни, ведут школьников, один “в ладно сшитых сапогах”, “живой, как ртуть”, забрался выше всех и видит, как идет процессия. Первым — палач в красной рубахе, в лакированных сапогах гармошкой. Колется гвоздь в сапоге. “Палач свирепо оглядывался на молчаливо бредущих осужденных, словно это они шили ему сапоги”.
После казни человек в широкополой шляпе... тяжелой шершавой ладонью погладил его (мальчика) по голове и заглянул в глаза. И он увидел: детство мальчика (Сталину — 13 лет) кончилось.