Сыночек славный, беленький, упрямый. Волосики пепельные, старается много ходить. Смотрит на машины.
Возил дневник с собой, да зря. Две недели колесной жизни — хороших много ребят было в пути. В ушах звон комсомольских бравых песен.
Ну, за работу.
Везде, по пути, Боровичи, В. Луки, Ст. Руса, был в церквах.
21 ноября.
А столько прошло, что не вернуть. Разбирал, как всегда, бумаги, как всегда, ощущение вины перед ними и отчаяние, что пропадет — эта тетрадь. Вчера в “Правде” и “Комс. правде” выступал, представляя фильмы о Шукшине и его героинях-матерях (по кино и жизни).
Летом также был на Алтае на 50-летии Шукшина.
Ездил по северным областям. Приезды Распутина (на похороны Шепитько и недавние, до и после Италии) и моя поездка к нему, приезды Белова, несколько статей, несколько рецензий, безденежье, плохая погода — вот лето и осень.
Сын растет. Сегодня гулял, как обычно, по утрам с ним, уже понимает, что я ухожу, не отпускает, старается снять пальто, а сегодня стал хватать свое, маленькое, и надевать, чтоб уйти со мной.
Да, летом еще ездил на областное совещание молодых в Киров, тоска!
Да, ведь и о том, что был руководителем на VII Всесоюзном совещании молодых, не записывал. Тоска тоже. Сейчас расхлебываюсь — письма и бандероли.
23 ноября,
1980 год, год 600-летия Куликова поля.
Это не битвы, а Поля, так как у каждого места есть свое рождение.
Вести же дневник, видимо, нужно, это для живых, а так, для себя, глупо. Почему глупо? Нет, не будет, не дано полноты знания о событиях и их сотворении. Всё известно будет после перехода в вечную жизнь души, и громадное время, данное ей, всё разрешит. Всё будет известно о каждом часе своем и о том, что было в этом часе по отношению к себе и всех ко всем.
Новый год встретил прескверно: Касьянов год, високосный. Надо терпеть. В семье худо, безденежье нулевое. Но на хлеб-соль есть, да еще и валютой за переводы пришло 700 руб., все никак не получу.
А в прошлом году еще было много-много радости — солнечные дни работы в Н. Ивкино, приезд отца, пять дней в Фалёнках.
И еще Ангара, и Байкал, и Аталанка, и Иркутск.
Белов бьется, чтоб я приехал, я и сам очень хочу, и сбудется.
В семье неважно...
Сейчас идут офицерские сборы.
Пишу, кстати, золотым пером. Самым настоящим, дорогим до смешного. Кто бы заметил вслух, что золото имеет цвет поноса? Да, а ручку золотую подарили мне кировские журналисты, и я шарахался от нее — золотом?! писать?! Но Катя храбро получила двойку за написанную этим золотом работу, и я осмелился.