— Родина, сынок, в опасности, и я, как старый партизан и коммунист, должен быть там... Расти, учись. Если что будет нужно—иди к дяде Мише, он остался вместо меня секретарем нашей парторганизации. Он тебе во всем поможет. Помогут и Зарубины. Я с ними тоже говорил. Ну, прощай! Расти коммунистом.
А вечером в опустевшей квартире собрались школьные друзья.
— На завод надо идти,— говорил Борис.— Школу кончить всегда успеем, а работать кому-то надо.
— Ты как хочешь, Туча, а я на фронт,— твердо заявил Димка.— В разведчики пойду.
В его голосе, глазах, во всей маленькой подвижной фигурке чувствовалась такая решимость, что друзья даже не подумали возражать, а многие и сами собирались на фронт.
Сошлись все на одном: сначала посоветоваться с секретарем комсомольской организации.
Разговор с секретарем кончился тем, что большинство ребят отправилось на завод.
...За тяжелой непривычной работой школьные друзья даже не заметили, как прошла осень, наступила зима.
С фронта приходили нерадостные вести: враг был у ворот Москвы. И Димка не выдержал, пошел в райвоенкомат.
Кажется, никогда он не говорил с таким жаром.
— У меня и отец и мать были партизанами. Отец и сейчас на фронте... Я учил немецкий, могу быть разведчиком.
Долго говорил Димка. Выложил все, что передумал за эти дни. Но военком был неумолим.
Вернувшись домой, в квартиру, теперь плотно заселенную эвакуированными, мальчик бросился на кровать и зарылся лицом в подушку. В его ушах все еще звенели последние слова военкома:
— Я знаю: ты очень хороший паренек. Но таких у нас много. И если мы всех вас пошлем на фронт, то кто же будет работать здесь? В тылу ты будешь полезнее.'
То же самое сказал и дядя Миша.
— Ну, а в тылу где он будет полезнее?
И вот Димка и Борис оказались в комнате № 47.
СЧАСТЛИВОГО ПУТИ
Предстоящую экспедицию ребята представляли себе в самых радужных красках. Веселые голубые дали... Солнце.. Живописные горы и серебряные водопады, реки, ручьи.. В дремучем лесу тихо и прохладно...
Вот они пересекают недоступный горный хребет и попадают в какую-то сказочно красивую, никому неизвестную долину Идут, отбивают молотками, насаженными на длинные ручки, камень, другой... И видят... видят тот самый малиново-красный минерал, о котором говорила Лидия Петровна и который она называла киноварью. А киноварь — это же ртуть! Ртуть!
Впрочем, у Бориса были и другие более прозаические причины, толкнувшие его присоединиться к Димке. Конечно, это нехорошо, но разве все-таки можно сравнить их будущий труд с тяжелой заводской работой! Свежий воздух, солнце, да и питание, наверное, не то, что в заводской столовой... Недаром и мать с отцом говорили: